Лев – не горилла, с глупыми криками тараща глаза, по клетке носиться. Ему даже взаперти достоинство нужно держать за глотку.
Здесь силу воли и духа иметь надобно.
Это гнусное дело постоянным жестом голодно.
* * *
Отчего-то, не знаю почему, я встал на сторону всех аутсайдеров, оппозиционеров, алкоголиков, неудачников, бомжей, авангардистов, непризнанных писателей и поэтов, имеющих в перспективе только лихолетье. У них есть, чему поучиться.
А в детстве, вроде бы, был «прилежным и умненьким» мальчиком.
* * *
Если нет ни сил, ни выхода, тогда надо уходить достойно, не сдавшись, как это сделали Янка, Башлачёв, Селиванов и другие мои братья и сёстры по оружию и фронту. Они победили, попрали, в первую очередь, свирепый закон самосохранения, в конечном итоге саму смерть. Те же, кто остаётся после них, обязаны удерживать как свои, так и осиротевшие участки фронта и воевать за себя и «за того парня». Фронт держится на нас, нам нельзя умирать от слабости, тоски и безволия, мир держится на каждом из нас – истинно живом.
Е. Летов
– О, «дух» прибыл, – кричали они мне в спину. Кто – с радостью, кто – с завистью, а кто – и со злостью. Не обращая внимания на окрики, я шёл «на ковёр» к Главному.
– А, Ломов, привет-привет, дружище, – говорил мне Главный, – прибыл значит. Добрался нормально?
– Нормально вроде, – я, признаться, несколько оторопел от такого радушия: Главный, всё же.
– Один?
– Один.
– Это плохо. Потери терпим. Ещё бойцы нужны. Куда распределиться желаешь?
– Куда пошлёте – туда и желаю. Не мне выбирать.
– Не, брат, у нас так не воюют: у нас каждый должен быть на своём месте. Выбирай.
Он полистал какие-то бумаги, похожие на боевой блокнот. Такие полевые командиры в планшетах носят.
– Давеча ходатайства пришли… Вот, поэты с менестрелями пополнения просят. Плохи там дела. Янка, СашБаш, Игорян, Витёк… Все полегли. Слыхал?
– Слыхал, – ответил я и зачем-то привстал. – А я-то с какого боку? У меня стихов – кот наплакал. Да и качество – ещё то. Ну какой я поэт?
– Это ты брось, – резко оборвал Главный мои восклицания. – Быть поэтом – это не стишки сочинять. Поэт – это состояние души. Диагноз, если хочешь. А стихи и поэмы – это так, материальное воплощение борьбы. Оружие в битве!..
– Если уж можно выбирать, – неожиданно осмелел я, – к ним не пойду. Не сдюжу.
– Куда же тогда?! – он растерянно развёл руками.
– А одному можно? Без участия в подразделениях? Я привык в одиночку работать от меланхолии и скорбности ума. В секрет, какой-нибудь? – с опаской спросил я.
– Есть у меня такие. Воюют поодиночке. Но гнусное это дело. Страшно там…
– А кто это? – выпалил я, забывшись, и сразу покраснел от своей наглости.
– Сказать не могу. Военная тайна. В тени они. Бойцы невидимого фронта. Понимаешь?
Я кивнул.
– А впрочем, согласен, – вдруг неожиданно согласился Главный. – Иди, осмотри позиции и выбирай место дислокации.
– Потом к Вам? Доложить?
– Зачем? Не надо. Займёшь позицию и воюй себе на здоровье. И обо мне забудь. Я тебе боле ни хозяин и ни слуга. И помощи от меня не жди. Умрёшь неизвестным. Имя твоё только после смерти на поле брани найдут. Лет эдак… через… А не знаю, в общем. Найдут, так найдут, не найдут – не обессудь. Плохо воевал, значит.
– Можно идти?
– Иди, – молвил он с каким-то показным равнодушием. Понимает, наверное, что долго не выдержу, – да, чуть не забыл, – услышал я уже на пороге, – запрещаю:
