Одиссей, или День сурка. Работы по поэтике - страница 13

Всех унесли на съеденье. В то время как бедственно гибли

В пристани спутники, острый я меч обнажил и, отсекши

Крепкий канат, на котором стоял мой корабль темноносый,

Людям, собравшимся в ужасе, молча кивнул головою,

Их побуждая всей силой на весла налечь, чтоб избегнуть.

Близкой беды: устрашенные дружно ударили в весла.

Мимо стремнистых утесов в открытое море успешно

Выплыл корабль мой; другие же все невозвратно погибли.

Далее поплыли мы, в сокрушенье великом о милых

Мертвых, но радуясь в сердце, что сами спаслися от смерти.

Нападение лестригонов. Древнеримская фреска

Вы без труда найдете в этом рассказе те же основные элементы, что и в предыдущих двух, рассмотренных нами. Остается общий принцип: герой (один или со спутниками) попадает в некое замкнутое пространство, далее происходит поедание (с падением-бросанием), далее – спасение героя, выход его из рокового пространства наружу (одного или с уцелевшей частью товарищей).

В истории с лестригонами примечателен также образ великанши-людоедки («ростом с великую гору»), которая, будучи женщиной, представляет собой как бы промежуточное звено между Полифемом и Цирцеей. Интересно и то, что погибшие спутники сравниваются с рыбами, приравниваются к рыбам («тут злосчастных спутников наших, как рыб, нанизали на колья и в город всех унесли на съеденье»). Рыба, будучи частью водной стихии, типичный образ как умирающего (возвращающегося в стихию), так и рождающегося (выходящего из стихии) человека.

А вот что рассказывает Цирцея Одиссею о Сцилле и Харибде (наставляя его на дальнейший путь):

После ты две повстречаешь скалы: до широкого неба

Острой вершиной восходит одна, облака окружают

Темносгущенные ту высоту, никогда не редея.

Там никогда не бывает ни летом, ни осенью светел

Воздух; туда не взойдет и оттоль не сойдет ни единый

Смертный, хотя б с двадцатью был руками и двадцать

Ног бы имел, – столь ужасно, как будто обтесанный, гладок

Камень скалы; и на самой ее середине пещера,

Темным жерлом обращенная к мраку Эреба на запад;

Мимо ее ты пройдешь с кораблем, Одиссей многославный;

Даже и сильный стрелок не достигнет направленной с моря

Быстролетящей стрелою до входа высокой пещеры;

Страшная Скилла живет искони там. Без умолку лая,

Визгом пронзительным, визгу щенка молодого подобным,

Всю оглашает окрестность чудовище. К ней приближаться

Страшно не людям одним, но и самым бессмертным. Двенадцать

Движется спереди лап у нее; на плечах же косматых

Шесть подымается длинных, изгибистых шей; и на каждой

Шее торчит голова, а на челюстях в три ряда зубы,

Частые, острые, полные черною смертью, сверкают;

Вдвинувшись задом в пещеру и выдвинув грудь из пещеры,

Всеми глядит головами из лога ужасная Скилла.

Лапами шаря кругом по скале, обливаемой морем,

Ловит дельфинов она, тюленей и могучих подводных

Чуд, без числа населяющих хладную зыбь Амфитриты.

Мимо ее ни один мореходец не мог невредимо

С легким пройти кораблем: все зубастые пасти разинув,

Разом она по шести человек с корабля похищает.

Близко увидишь другую скалу, Одиссей многославный:

Ниже она; отстоит же от первой на выстрел из лука.

Дико растет на скале той смоковница с сенью широкой.

Страшно все море под тою скалою тревожит Харибда,

Три раза в день поглощая и три раза в день извергая

Черную влагу. Не смей приближаться, когда поглощает:

Сам Посейдон от погибели верной тогда не избавит.

Скилла – это одновременно и Полифем (скала с пещерой, пожирающая путников), и животное вроде собаки. У этого зверя двенадцать лап и шесть шей. Тут мы встречаемся с еще одним интересным «второстепенным членом предложения» нашей морфологии, нашей «сущностной формы». Звериный двойник нередко предстает как некое множественное существо – словно отражение героя во многих зеркалах. Герой отражается в мире, а мир многогранен. Отражение героя в разных гранях мира дает множественность облика двойника (его многоглазость, многоликость, многорукость). (Впрочем, мы уже встречали это в отрывке из повести Де Квинси, где «англичанин, употребляющий опиум» видит на водной поверхости множество лиц.) Кроме того, герой и его спутники приравниваются к дельфинам, тюленям, к «подводным чудам», что говорит об их превращении (в обряде инициации) в живые части водной стихии, символизирующей мир в целом («ловит дельфинов она, тюленей и могучих подводных чуд»). Герой обретает звериную душу, как в стихотворении Мандельштама:

Назад Вперед

Одиссей, или День сурка. Работы по поэтике - страница 13

Похожие книги