Одиссей, или День сурка. Работы по поэтике - страница 9



Редкой работы (для ног же была там скамейка), богиня
В чашу златую влила для меня свой напиток; но прежде,
Злое замыслив, подсыпала зелье в него; и когда он
Ею был подан, а мною безвредно отведан, свершила
Чару она, дав удар мне жезлом и сказав мне такое
Слово: «Иди и свиньею валяйся в закуте с другими».
Я же свой меч изощренный извлек и его, подбежав к ней,
Поднял, как будто ее умертвить вознамерившись; громко
Вскрикнув, она от меча увернулась и, с плачем великим
Сжавши колена мои, мне крылатое бросила слово:
«Кто ты? Откуда? Каких ты родителей? Где обитаешь?
Я в изумленье; питья моего ты отведал и не был
Им превращен; а доселе никто не избег чародейства,
Даже и тот, кто, не пив, лишь губами к питью прикасался.
Сердце железное бьется в груди у тебя; и, конечно,
Ты Одиссей, многохитростный муж, о котором давно мне
Эрмий, носитель жезла золотого, сказал, что сюда он
Будет, на черном плывя корабле от разрушенной Трои.
Вдвинь же в ножны медноострый свой меч и со мною
Ложе мое раздели: сочетавшись любовью на сладком
Ложе, друг другу доверчиво сердце свое мы откроем».

Так же как на зелье Цирцеи у Одиссея имеется ответное зелье, есть у него и ответный «жертвенный нож». Если у Цирцеи – «мощный жезл чародейный», то у Одиссея – «медноострый меч». (И в этой параллели мы видим как то, что жезл – тоже меч, так и то, что меч – не простой, а «чародейный».) «Она от меча увернулась». Меч был применен, но «Хозяйка зверей» осталась жива. Так литературное произведение передает миф об убиении мифического зверя с последующим его возрождением – в виде прошедших инициацию подростков (ставших этим зверем, ставших составляющими частями этого зверя).

По требованию Одиссея волшебница возвращает его товарищам их прежний облик:

Так я сказал, и немедля с жезлом из покоев Цирцея
Вышла, к закуте свиной подошла и, ее отворивши,
Их, превращенных в свиней девятигодовалых, оттуда
Вывела; стали они перед нею; она ж, обошед их
Всех, почередно помазала каждого мазью, и разом
Спала с их тела щетина, его покрывавшая густо
С самых тех пор, как Цирцея дала им волшебного зелья;
Прежний свой вид возвратив, во мгновенье все стали моложе,
Силами крепче, красивей лицом и возвышенней станом…

Подобно этому в русских сказках, пройдя через смерть, возрожденный герой (обычно рассеченный на части, затем вновь собранный, затем вспрыснутый поочередно мертвой и живой водой) становится презентабельнее.

Затем герои живут у Цирцеи целый год, едя и пия (как ели и пили они, так сказать, вместе с циклопом, а также непосредственно после людоедского приключения):

С тех пор вседневно, в теченье мы целого года
Ели прекрасное мясо и сладким вином утешались.

Это все то же жертвоприношение.

Но есть и различие между нашими двумя историями: Цирцея предложила Одиссею «сочетаться любовью на сладком ложе», Полифем же от такого предложения воздержался. Однако с точки зрения мифа это мнимое различие. Если Цирцея – Хозяйка зверей, то Полифем – Хозяин зверей. И оба они представляют мифического зверя, его утробу (хлев Цирцеи, пещера Полифема). Утроба же эта не только пожирающая, но и порождающая, рождающая героев заново. Она не только воплощение смерти, но и источник жизни. Поэтому и Полифем с его пещерой, как это ни смешно, есть ипостась богини-матери.

Чтобы Хозяйка зверей родила героя, ее нужно оплодотворить. Кто берет на себя эту роль? Как ни удивительно, это обязанность самого героя. Он погружается в источник жизни как фаллос, чтобы затем родиться из источника жизни младенцем. Хозяйка зверей для него одновременно и жена, и мать. Чтобы товарищи Одиссея успешно прошли обряд и возродились, Одиссей должен разделить ложе Цирцеи. Это непременное условие («ты не подумай отречься от ложа богини»).