– Приятно познакомиться, – ответила она.
Господи, это ведь нетрудно — время от времени проветривать свой отвратительный серый кабинет от спертого воздуха! Почему нельзя поставить одно или два живых растения и иногда открывать форточку? Или это больничная политика?
– Итак, Виктор, как ваше самочувствие? – поинтересовался Кокс, прежде чем сесть за свой стол.
– Хм-м, – протянул я, думая о том, как описать свое состояние. – В целом, можно сказать, сейчас все не так уж плохо. Хотя я еще под впечатлением от объявленного диагноза…
– Есть ли какие-либо трудности в моторике? – спросил он, сделав несколько заметок.
Мгновенно я вспомнил утренний инцидент на лестнице и почти собрался рассказать о случившемся, но, к своему удивлению, ответил:
– К счастью, нет.
Никакой реакции на мое признание не последовало, было слышно только легкое шуршание шариковой ручки по бумаге блокнота. Как и в прошлый раз, закончив писать, он снял очки, потер свои усталые глаза и только потом обратился ко мне:
– Вы принимаете тетрабеназин?
– Да, – подтвердил я.
– Тридцать семь с половиной миллиграммов три раз в день, правильно?
– Да, как вы назначили.
– Чувствуете ли вы какие-либо побочные эффекты, такие как кашель, тошнота, головокружение?
– Ничего необычного, нет, – ответил я, немного подумав.
– Это хорошо. Как вы думаете, лекарство помогает?
– Думаю, что да, но я все еще иногда чувствую конвульсии.
– Вас это беспокоит? – спросил он.
– Ну, Перри … – я глубоко вздохнул, чтобы успеть обуздать свое желание съязвить. – Я думаю, немного.
– Хорошо. Если вы почувствуете, что это начнет вас беспокоить больше, надо будет увеличить дозировку до пятидесяти миллиграммов в день.
– Чтобы обуздать судороги или беспокойство? – спросил я.
– И то и другое.
– Тогда лучше увеличить дозировку, – не раздумывая выпалил я.
Доктор Кокс вопросительно изогнул правую бровь – мой ответ его явно удивил.
– Хорошо. Что касается приема лекарств, я рекомендую пятнадцать миллиграммов утрoм, двадцать – днем и пятнадцать – вечером. Вы можете варьировать в последовательности, но главное, не принимать более двадцати пяти миллиграммов за один раз. – Доктор Кокс продолжил царапать в блокноте.
По-видимому, довольный записанным, он трижды медленно кивнул самому себе, прежде чем повернуть голову в мою сторону.
– Давайте проверим ваши рефлексы.
После краткого осмотра он вновь подошел к компьютеру. Без единого слова он начал стучать по дребезжащей клавиатуре, что явно нервировало Несс.
Я же думал о том, зачем Кокс делает двойную работу, переключаясь с записей в блокноте на базу данных.
Следующие действия он совершит в такой же последовательности.
Я посмотрел на Несс, она казалась тоже озадаченной.
Если Несс решает ту же дилемму, что и я, скоро она перейдет к действиям.
Желая привлечь к себе внимание, она нерешительно открывала и закрывала рот, стараясь задать свой вопрос. Я наблюдал за безнадежными попытками Несс установить зрительный контакт с забывчивым доктором, но ей, казалось, не хватало уверенности. Наконец после громкого вздоха она осторожно спросила:
– Как насчет лекарства?
Доктор замер, прекратил печатать, схватил ручку, дважды щелкнув по ней: открыто-закрыто. Затем медленно направил свои холодные зеленоватые глаза в сторону Ванессы.
– К сожалению… от болезни Хантингтона нет никакого лекарства. Это не бактерия и не вирус. Поэтому антибиотики не могут помочь, как, впрочем, и вакцины. Это генетическое нарушение, при котором дефектный ген влияет на белок. Белки превращаются в прионы и вызывают симптомы Хантингтона, которые похожи на комбинацию болезни Паркинсона, Альцгеймера и болезни двигательного нейрона.
