Она вернулась на место, высморкалась в большой клетчатый мужской платок, усмехнулась:
– Так чего будем делать, Фадеева?
– Хочу в больницу, – пожала Арина плечами. – А там все решим.
– Тебе видней, – кивнула Муля. – Решила так решила. Рельсу бревном не перешибешь. – Она помолчала, подняла глаза на Арину. – А как поступим с Галушкиным? Он же втюханный в тебя. Два года вокруг увивается.
Арина молчала, глядя на нее то ли прямо в лоб, то ли совсем мимо.
– Он готов повиниться. Ждет на улице. Это вариант, Фадеева. Далеко хлопец попрет. Хоть и дубарь, а попрет! Гля какой! Детдомовец, а «жигуля» сумел прикупить.
– Нет, – покрутила головой Арина. – Никого не хочу. Договоритесь в госпитале, чтоб меня пустили.
– Ладно, иди, – махнула на нее рукой Муля. И вдогонку посоветовала: – Хоть разузнай, кто он и с чем его едят. Про отца с матерью спроси. А то вляпаешься, как корова в собственную лепеху.
Арина вышла из главного корпуса интерната и тут же увидела во дворе Костю Галушкина. Он стоял возле подержанных «Жигулей» с видом победителя. При появлении Фадеевой захлопнул дверцу, направился к ней.
– Фадей!
Арина остановилась.
– Ты чё?.. Серьезно, что ли, обиделась? – спросил Костя, крутя в пальцах ключи от машины. – Ну ладно, извини. Чего меж пацанами не бывает?
– У тебя все?
– А чё еще? Ну, хочешь, я с этим козырьком перетрусь, разъясню про свое отношение к тебе.
– Уже разъяснил.
– Не, ну правда. – Галушкин остановил Арину. – Разве меж нами ничего не было?
– Не помню.
– А я помню. Давай, Фадей, не будем быковать. Я вон тачку себе купил… в должок, правда. Но все одно моя. Хочешь, подкину?
– Подкинь кого-нибудь другого. Такие найдутся.
– Слышь… Ну, чё ты?
– Отвали, Галушкин. В упор тебя не вижу, и не подходи больше. Салют!
Арина обошла его, двинулась к воротам. Костя шагнул было следом, но остановился, со зла и обиды крутанулся на месте, вернулся к «Жигулям» и врубил на полную мощь модную песенку:
Вне зоны доступа, Мы стали толстыми, Все рожи постные, Но мы упорствуем!..
…Как это бывает в районных больницах, главный врач, идущий впереди Арины, оказался махоньким, сухеньким, больше похожим на учетчика, чем на кудесника доктора. Единственное, что вызывало уважение, белый накрахмаленный халат, из-под которого выглядывали майорские погоны. Идущие навстречу посетители и врачи почтительно кланялись главврачу.
Сережа в палате был не один. Возле койки сидел майор – жилистый и какой-то нервный, готовый сопротивляться всему и всем.
Доктор, войдя в палату, довольно уверенно спросил:
– Долго еще?
– А что, пора? – вскинул майор острый взгляд.
– Да уж пора бы. Час беседуете.
– Хорошо. Понял. – Майор встал, взглянул на Фадееву, неожиданно спросил: – А она надолго?
Доктор не успел ответить. Вместо него ответил Гамов, перебинтованный от головы до ног. Он вдруг слабо улыбнулся и совсем вроде некстати ответил:
– На всю жизнь.
– Смешно, – кивнул майор. Он снова посмотрел на вошедшую и строго предупредил: – Вы, девушка, не грузите его особенными нежностями. Он солдат. То есть офицер. – Майор надел фуражку, которую до этого мял в руке, козырнул больному, пожал руку врачу и покинул палату.
– Пятнадцать минут, – предупредил доктор и тоже вышел за дверь. – Медсестра напомнит.
Арина, стройная и строгая, подошла к койке, аккуратно присела на краешек, притронулась к перебинтованной руке Сергея.
– Не пускали к тебе.
Он взял ее ладонь, поднес к пересохшим, потрескавшимся губам, поцеловал.
