— Петушков, — нарочно коверкаю его куриную фамилию, — когда вырастешь, то, может быть, узнаешь, что у мужчины бывает не только состояние запал – не запал. Иногда на девушек просто приятно смотреть с эстетической точки зрения.
— А… И на Файфер тебе приятно смотреть?
— Типа того.
— Ты не в ее вкусе.
— Ты так хорошо разбираешься в том, кто в ее вкусе?
— Типа того, — передразнивает меня этот олух. — Класса так с седьмого.
Мне нечего ему возразить по этому пункту. Понятия не имею, кто у них за кем бегал в ту эпоху, однако в долгу не остаюсь:
— Я думаю, любую девушку можно к себе расположить. Было бы желание.
— Ну смотри, Егор, — его тон ожесточается. — Вон Петренко. — Я неосознанно кидаю взгляд на здоровяка, стоящего особняком. — И Жирный у нас с детского сада пускает слюни по Ушаковой – там столько желания, — с пренебрежением сообщает Вет. — А Толстая, — он смотрит на Машу, — его в игнор. Так что не работает твоя теория, — резюмирует самодовольно. — Эй, Санек! — со свистом подзывает Петренко. — Иди сюда!
По меньшей мере девяностокилограммовая глыба направляется к нам.
— Слышь, Сань, Машка сегодня про тебя спрашивала, — доверительно задвигает ему Петухов.
Петренко с лица сходит – краснеет, бледнеет, пятнеет, блядь. Не мужик, а хер пойми что!
— Про меня? — блеет свои ломаным голосом.
— Да. Представляешь? Подходит и говорит… — затирает Вет. — Типа, Виталя, а ты не знаешь, Саша с кем-нибудь встречается… — понимаю, что на ходу сочиняет. Прикрываю глаза. Ну что за ублюдок? — А я ни ухом, ни рылом…
Петренко в шоке. Его просто размазало от эмоций – ярких и, очевидно, положительных.
Я фыркаю.
И этот тоже не выкупает, что Вет просто стебется над ним.
— Чего молчишь? Что мне ей передать? Ты заинтересован? Или как? — тормошит его Вет.
— Я?... А… Ну… В каком смысле? — мямлит Петренко, заметно сутулясь.
На что Вет выразительно цокает.
— С тобой все ясно… Свободен, — похлопывает Петренко по плечу, отправляя его восвояси.
И тот уходит, демонстрируя полное отсутствие самоуважения. Нет бы садануть Петухову кулаком между глаз, ведь, по-любому, он его не первый и не второй год буллит, но Петренко тупо возвращается туда, где стоял.
— Нет. Ты видел? Он же мемчик ходячий! — Вета пробивает на смех.
— Сука ты, — сам уже еле сдерживаюсь.
— Вот сейчас было жестко. Я думал, мы друзья, — цинично цедит Петухов.
Я криво усмехаюсь.
— Да. С таким другом, как ты, и враги не нужны.
— Так что насчет Файфер? — не унимается этот кретин.
— А что насчет Файфер?
— Ты и она… — с пошлым намеком задвигает Вет. — Говоришь, это так легко, да?
— Я не имел в виду конкретно ее и себя.
— Ну вот. Сразу дал заднюю, а разговору было.
— Вет, ты чего опять доебался? Что еще тебе от меня надо?
— Да не агрись, чувак, — примирительно тянет Вет. — Посмотри на нее. Говоришь – норм? — ищет глазами мелкую.
Смотрю на Киру, которая шепчется с Ушаковой, и не врубаюсь, к чему он клонит.
— Мысль развей, что ли.
— Месяц на то, что ты и она…
— Что я и она… что, блядь?
Петухов разводит руками.
— Да хоть что-нибудь. Замути с ней.
— И на хрена?
— Я так хочу.
— А я хочу, чтобы ты в окно вышел, — сообщаю с такой злостью, что скулы сводит.
— Ну нет. Это такое себе, — Вет продолжает разглядывать Файфер. — Посмотри на нее… Овца, блядь, рыжая. Такая тупая. Как думаешь, даст мне сегодня, если в гости позову?
Я настораживаюсь. Не нравится мне его тон.
— Ты же сказал, она стремная.
