— Глупость это была! Дурь…
— Любовь.
— Одно другому не мешает…
— Рассказывай, — и прозвучало это непривычно жестко, будто… будто разом вдруг повзрослел младшенький, бедовый, бестолковый… а взял и… и выглянул из глаз его зверь Бестужевской породы.
…а ведь и он служил.
Сбежал, поганец, и подался туда, где у Бестужевых власти нет. Настолько нет, что даже узнать, чем занимался-то он, не вышло. А сам Беломир, возвернувшись, не больно-то рассказывать желал.
Загулял.
Заколобродил… бестолочь.
— Рассказывать особо нечего. Незадолго до… явился ко мне. От как ты. Сказал, что больше не желает поддерживать видимость брака. Что ничего-то у него с женой нет и быть не может. Они чужие друг другу люди, и потому-то ему развод нужен. Я уж его и так совестил, и этак… какой развод? Турбины нам бы оскорбления не простили. Да, всякое случается, но вид-то держать надо.
— Вид, — протянул Беломир и головой тряхнул. — Вид, значит…
— Он и с Катериной договорился. Она тоже согласная была. Получила бы дом в свое владение, содержание он бы ей положил… она там тоже чего-то хотела… изучать. Вот что за придурь у современных баб, а? Через одну в науку лезут, будто медом им там намазано…
— Ты запретил?
— Конечно! У меня… между прочим, если знать хочешь, врагов у нас и без того довольно. Вон, при дворе спят и видят, как бы меня от места Советника отрешить да на покой отправить.
— И поэтому ты запретил?
— И поэтому, и… и ладно бы, если бы просто развод! Тут бы, конечно, поторговаться, но можно было бы… да, тем паче детей ему Катерина так и не родила. А стало быть, причина веская. Это еще Турбины приняли бы. И женитьбу новую тоже, но если с подходящею женщиной.
— А он выбрал неподходящую?
— Ведьму… ведьму он выбрал! Служила там где-то… то ли при медчасти, то ли при штабе… вот кто женщин в армию тянет, скажи? Это ж сплошное непотребство. С кем она там гуляла, кто знает? А тут, стало быть, любовь. И жениться на ней. Ага… чтоб на меня все пальцем показывали? Чтоб шептались, будто Бестужев вовсе ума лишился, если дозволил такое? И Турбины опять же… это даже не оскорбление. Это… да за такое в прежние времена род до последнего человека вырезать могли!
— Только он тебя не послушал, так? — Беломир глядел спокойно, умиротворенно даже.
— Не желал. Сказал, с благословением или нет, а все одно по-своему поступит. И что он не разрешения спрашивает, а… ставит в известность.
Бестужев поморщился.
Жива была и обида на сына, и непонимание, как так вышло? Да, старшенький проявил природное упрямство, да… но ведь и сам Ярополк некогда батюшке нервов потрепал изрядно. И военная стезя, пусть непривычна роду Бестужевых, однако поди ж ты, вышло как нельзя лучше.
Почетней.
— Знаешь, еще немного, и я поверю, что тот прорыв был делом твоих рук.
— А вот это… — Бестужев ощутил вдруг, как воздух сделался густым, тяжелым. И сердце оборвалось.
— Извини, — вот только в голосе Беломира не было и тени раскаяния. — Но… хорошо ведь получилось, правда? Про развод никто и знать не знает. Если заявление и было…
…было.
Но и его попридержали, а после убрали верные люди. Только, коль уж слушок пополз, то не такие и верные, как сие представлялось.
— Катерина осталась вдовой, получив свое. Семья её тоже не в обиде. Тебе вот орден достался, который весьма укрепил твои позиции. Как же, отец потерял старшего сына, наследника, опору и надежу…
Бестужев рванул воротничок.
