– Скоро отдам. Господин, вы же знаете, что я осталась без отца и матери, – сказала Тисия и заметила стоящих в отдалении мужчин из ближнего круга Цикады, кого-то вроде его личной охраны. Один из них держал во рту длинную трубку с черенком из бамбука и курил. Дымную траву выращивали на плантации за озером, но из-за резкого запаха и горького вкуса мало кто решался её курить.
Старейшина растянул рот в улыбке, однако получилась гримаса:
– А мне плевать! Или ты забыла, что я предлагал тебе помощь?
– Замуж за вас? Разве это помощь? – возмутилась Тисия и не подумав брякнула. – Я брала в долг не у вас, а у всего города.
Удар в грудь вышиб из неё весь дух. А в голове одна мысль: вот теперь точно конец. Тисия лежала на спине и глядела в безмятежно голубое небо. Всё-таки красивая осень в этом году. В воздухе плавают тонкие паутинки и почти невидимые крупицы золота. В такую пору и умирать не обидно. Болело всё тело. Хотелось вдохнуть, да не получалось. Над Тисией нависла тень.
– Я и есть город. Я – закон и власть. Запомни это. Даю тебе три дня, чтобы вернуть долг, – медленно проговорил Цикада и исчез. Небо вновь стало голубым.
Шаги вскоре стихли. Тисия осталась одна. Она с хрипом вдохнула и поняла, что не умрёт. По крайней мере, сегодня. Полежала ещё немного и по-старушечьи поплелась домой.
– Гад ползучий! Вонючая жаба! Чтоб тебя сожрал гюки! Чтоб ты сдох!
***
Тисия сидела на деревянном настиле с углублением для очага и бамбуковыми палочками вылавливала из похлёбки кусочки грибов. Затем она выпила бульон и удовлетворённо икнула. После горячей еды тело расслабилось и боль, ноющая в груди, на время отступила.
Пахло горелым деревом. Под высоким потолком плавало дымное облако. Через окна на глинобитный пол жёлто-зелёными пятнами падал свет – вокруг дома густо росли дзельквы. Тисия помылась, причесалась гребнем и переоделась в отцовские шаровары и юкату. Вошла в жилую комнату, где прямо на полу в прямоугольной выемке, находилась глиняная скрижаль с выгравированным и выкрашенным в чёрный цвет орнаментом: черепахи, несущие на панцирях луну. Тисия села на стоящий рядом громоздкий стул с подлокотниками и опустила босые ноги на скрижаль. Тут же из земли выползли пульсирующие корни, похожие на вены и артерии, и плотно обвили ступни Тисии. Она закрыла глаза, чувствуя, как тепло медленно охватывало всё тело, как отступали переживания и проблемы, как мир превращался в медовую субстанцию. Больше не было Цикады и его кожаных сапог, госпожи Юзухи и пыльного алтаря, молчаливых призраков и Храма забытых предков.
А пока Тисия купалась в волнах безмятежности и умиротворения, из тёмного угла выполз Грязелиз, напоминающий огромный сгусток слизи, и направился к пышущему жаром очагу. Из полупрозрачной массы выделилась рука с длинными пальцами, которая принялась тщательно собирать все крошечки рисовых лепёшек, что остались после обеда, и забрасывать их в чмокающий щель-рот.
Тисия же по-прежнему находилась в пограничном состоянии между сном и явью. Она слышала, как Грязелиз поедал остатки еды, как на соседнем дворе кричал Ёшики, как где-то кукарекал петух, но у неё не было ни малейшего желания пошевелить хоть пальцем. В это же самое время за неприступной городской стеной в мрачной пещере, облачённый в светозарный балахон, сидел в позе лотоса и медитировал Нурихён. Концы его волос чёрными лентами стелились по каменному полу, а из раскрытых ладоней и босых ступней тянулись многочисленные пульсирующие вены и артерии, которые уходили глубоко под землю.
