– Не очень. Жертвой маньяка, к твоему сведению, можешь стать и ты, хотя ты серьезная девица, на мой взгляд, даже чересчур.
– Могу, – согласилась я. – Но с меньшей вероятностью. Если ко мне, например, подойдет молодой или немолодой мужчина и, странно сверкая глазами, предложит руку и сердце, я на девяносто процентов откажусь.
– Почему на девяносто? – заинтересовался Ванцов. – А еще десять процентов ты кому оставляешь?
– Бреду Питту и Бандерасу, – вздохнула я. – Но они не маньяки…
– Я бы не стал так верить в то, что они не маньяки, – философски заметил Ванцов. – В глубине души каждый мужчина маньяк.
– Какая прелестная самокритика! – воскликнула я. – Вторая общая черта с моим доблестным сэром Ларчиком! Вы патологически не способны долго поддерживать серьезный разговор! В вашу компанию, пожалуй, вполне вписывается Пенс, который вообще ни с кем не разговаривает, и получается приблизительный портрет мужчины как он есть! А потом вы спрашиваете меня, почему у меня нет риска стать жертвой маньяка! Да я при виде мужчины рвану в другую сторону раньше, чем соображу, что передо мной всего лишь маньяк!
– Не фырчи, – поморщился Ванцов. – Просто говорить с тобой о серьезных делах противоестественно. Ты слишком хорошенькая…
– Сейчас получишь, – мрачно пообещала я.
– Ах, простите, мадемуазель! Я забыл, что комплименты для вас звучат подобно оскорблениям!
– Мы вернемся к делу или как? – спросила я сурово.
– Или что. Или зачем? – не унимался Ванцов.
– Алексей Леонидович! – тихо сказала я. – Вы исполните мою просьбу?
– Исполню, – вздохнул он. – Куда я денусь?
Я поднялась.
– Ладно, буду ждать твоего звонка!
Он кивнул.
– Саш, – остановил он меня. – Не обижайся! Я тебя ужасно люблю, малышка!
– Я знаю, – улыбнулась я ему. – И не обижаюсь…
* * *
На улице шел снег. Крупными хлопьями, напоминающими крошечные облака.
– Ну-с, Александрина, – сказала я себе. – Вы же мечтали полежать на облаке! Облака спускаются прямо к вам по личной просьбе. Правда, они совсем маленькие…
Не нравилась мне эта история! Да и настроение было у меня мрачным и вялым…
В принципе можно было отказаться от этого дела – Лариков влюбился, пусть вот Лариков и ищет пропавшую сестрицу! При чем тут вообще моя скромная особа?
Тем не менее я понимала, что уже ступила ножкой на эту дорогу и теперь не остановлюсь!
Мое любопытство подгоняло меня, и еще что-то, что называется громкими словами, которые, если быть честной, я терпеть не могу! Типа того, что «Александра чувствовала ответственность за любое человеческое существо, оказавшееся в затруднительном положении!» Или – «за человеческую жизнь Александра была готова отдать свою, не задумываясь!».
Неправда, я бы задумалась, надо ли мне расставаться с собственной жизнью. В реинкарнацию я не верю и в будущей жизни собакой становиться не собираюсь. Жизнь у меня одна, как и у Вики. А вот что меня ужасно раздражает – так это то, что обязательно находится некто, который считает, что можно лишить кого-то этой самой человеческой жизни – единственной, черт его возьми!
Так что я уже, как выражается моя мамочка, «рыла копытом землю, как застоявшийся конь, и нюхала воздух, как собака-ищейка», не переставая при этом твердить молитву: «Господи, пусть я лучше ошибусь и эта глупенькая Вика жива, здорова и всего-то лишь забыла сообщить об этом своей сестре!»
* * *
– Нету Марины. На работе она.
Женщина на пороге производила впечатление человека, уже давно разочаровавшегося в человечестве в целом и ожидающего теперь подвоха со стороны отдельных его представителей. Она смотрела на меня востренькими глазками и напускала на себя вид, какой, по ее мнению, должен быть у «антеллигентного» человека. То есть при совершенно злом и неодобрительном взгляде хранила на устах жалкое подобие приветливой улыбки, которая казалась мне безумной.
