Так Одноухий, сам того не желая, неожиданно, обрёл отца. Не то чтобы он не хотел найти его, просто сделать это было чертовски сложно, так как папаши, обычно исполнив свою миссию, быстро исчезали в мартовской ночи и больше никогда не проявляли интереса к будущему потомству. Жизнь научила его доверять лишь себе. Он вырос в одиночестве. Появление папаши уже не имело большого значения. Новость эту надлежало поместить в метрику, в графу: «отец» и жить дальше той жизнью, которую он вёл до сих пор.
Он, наверно, так и поступил, если бы не случай, развернувший течение этой жизни совсем в другом направлении. Буквально через неделю после обретения сынка, Прищуренный потащил Одноухого на дальнюю помойку, там, где, в одной из пятиэтажек находился гастроном «Океан». Предприятие это было достаточно опасным делом, поскольку помойные баки находились на территории контролируемой враждующими между собой стаями собак и кошек, у которых на фоне межвидового антагонизма, было одно общее чувство – лютая ненависть к чёрным котам. Этот факт заставлял многих любителей рыбных деликатесов отступать перед столь явной опасностью, довольствуясь ментальными ощущениями когда-то попробованных голов и потрохов. Многим этого бывало достаточно, но только не потомственному анархисту. Идти решено было рано утром, когда на улицы района опустился холодный молочный туман. Шли тихо, медленно и осторожно ступая по пустынной дороге ведущей к магазину. «Держи меня за хвост, но не прижимайся». – напутствовал Прищуренный, давая последние вводные. – «Когда подойдём к бакам – гляди в оба! Сразу не лезь. Крикну: «Атас!» – беги что есть силы!»
Пройдя две трети пути, Прищуренный внезапно остановился.
– Что случилось? – застыв с поднятой лапой, прошептал Одноухий.
– Не знаю. – ответил Прищуренный. – Тревожно как-то…
Они постояли, озираясь и прислушиваясь к ватному пространству. Слева виднелись качели, мутные очертания садовой скамейки, с валявшимися вокруг пивными бутылками; справа – знак с изображением бегущих детей. «Детская площадка» – догадался Одноухий. Прищуренный, выйдя из транса, сделал знак сыну и они двинулись вперёд. Пройдя ещё около полусотни кошачьих шагов они прибыли на место. Возле контейнеров оба приникли к асфальту и затаились. На какое-то время они превратились в две египетские статуи, но аромат копчёной рыбы вместе с туманом проник в мозг, отключил сознание. Оба охотника за рыбными деликатесами, потеряв бдительность, словно за волшебной флейтой, двинулись за манящим запахом к гостеприимно раскрытым мусорным бакам…
Одноухий очнулся внутри контейнера наполовину заполненного остатками рыбных продуктов, рванными пакетами, полиэтиленовыми упаковками и просроченными рыбными консервами. Рядом, в соседнем баке хозяйствовал Прищуренный и, судя по шумному поглощению пищи, довольно успешно. Отыскав в куче отходов приглянувшийся кусочек селёдки, Одноухий приготовился к трапезе. Он уже собрался употребить сей гастрономический изыск, как нечто, не поддающееся объяснению, заставило его поднять голову вверх и забыть обо всем на свете – там, на краю контейнера сидела пятнистая особа, удивительной расцветки и в упор рассматривала чужака. На маленькой мордочке гуляла загадочная полуулыбка, а грациозные движения хвоста рисовали знаки, недвусмысленно приглашавшие к знакомству. С минуту они разглядывали друг друга, словно редкое природное явление, пока не появился Прищуренный. С появлением нового действующего лица незнакомка сжалась, как пружина и утробно заворчала.
