На повестке дня было решение крайне важного вопроса именно для нашего заречного автономного микрорайона.
Шахта колодца, уходящая вглубь веков, сложенная из сруба, предательски завалилась этим самым срубом, основательно закупорив источник чистейшей колодезной водички. Пить и щи варить, стало быть, получилось не из чего.
– Сгнил, видать, сруб-то, – предположила тетя Маша.
– Ага, хай ему сто чертей! Копать надо, – предложила тетя Дуня.
Бабушки вопросительно посмотрели на моего батяню. Тот, распахнув телогрейку, опёрся локтем на штакетник, потому что на скамейке местов больше не было и отрешённо вглядывался вдаль, покуривая.
– Давно хотел спросить, – сказал он. – Что это за роща вон там, неподалёку, перед лесом.
От нашей калитки до этой берёзовой рощи было метров восемьдесят.
– Деревья как-то странно растут и насыпь вроде какая-то по периметру… – задумчиво продолжал батяня.
Все посмотрели на загадочную берёзовую рощу напротив наших усадеб и немного помолчали, созерцая тусклые краски поздней осени.
– Кладбище там, чалдонское… – внезапно пояснила тётя Дуня и тут же спросила: – Раскопки, спрашиваем, когда начнутся? Батяня вздрогнул.
– Какие раскопки? – напрягся он. – …чалдонов?
Тетя Дуня накинула с плеч на голову узорчатый платок, туго подвязала у подбородка и невозмутимо заметила:
– Колодца. Скоро зима, а воды нет. Копать надо, колодец-то.
– Оно и верно. Скоро мухи белые прилетят, – поддержала тётя Маша.
– Ах, да, колодец… – снова задумчиво проговорил батяня и выбросил окурок. – Кто бы мог подумать: кладбище… Мы тут уже год живём и не знаем.
За прошедший год после переезда из городской благоустроенной квартиры лично я смирился с нелёгкой крестьянской долей и отсутствием всяких удобств. Водопровод? Размечтался.
Питьевая вода добывалась из колодца, для чего требовалось определённое мастерство ниндзя-коромысло.
Вооружаешься коромыслом, ведрами и вперёд, по тропинке. Отодвигаешь дощатую крышку шахты, крутишь ворот барабана от себя, чтобы трос натянулся, аккуратно отпускаешь черпающее ведро над бездной шахты и затем откручивая ворот, опускаешь ведро.
Дубовый сруб, который, наверное, смастерили ещё во время туристических поездок Ермака Тимофеевича, уходил вниз на тринадцать метров.
Набрал воды. Поднял. Вылил. Шахту закрыл. Ведро-черпак повесил. Цепляешь коромыслом домашние вёдра и шагаешь обратно, не выплёскивая.
И вот теперь таскать, стало быть, стало нечего. Воды там внизу – нет и задача номер один – вернуть её населению.
Для проведения трудоёмких земляных работ батяня выписал из райцентра своего приятеля – дядю Витю Лаптева, знатного плотника и давнего кореша, знакомого ещё с тех времён, когда Гагарин в Новосибирск прилетал за сибирскими пельменями.
И вот они глядят на колодец. Батяня угощает напарника папироской и говорит:
– Ну… глубина шахты примерно два жирафа, если один другому на плечи встанет.
– Хм… – деловито замечает дядя Витя и отодвинув дощатую крышку, смотрит на дно колодца. – И попугай, – добавляет он.
На следующий день начались раскопки. С каждым новым часом по периметру колодца стремительно росли кучи земли и конструировались строительные леса. Я бегал вокруг и орал:
– Нашли?! Динозавров нашли?
– Нет, – смеялись они. – Глубина небольшая.
– Ищите! – подбадривал их я и неистово скакал по насыпи, как насос. – Давайте, поживее, что ли! Эх! Мне в школу надо… Вот бы попалась башка тираннозавра…
