Читать онлайн Денис Субботин - Огненный дождь
Были годы, и в полях колосилась пшеница, и стада полны были тучного скота.
И в городах строили храмы с золотыми куполами,
Были годы, и поэты слагали оды о любви, а подвигом считалось завоевать сердце
Непокорной красавицы.
И рождалось в такие годы больше мальчиков.
А потом мальчики взрослели. И мечтали о подвигах иных.
И поля вытаптывала героическая пехота, и стены прекрасных храмов охватывал огонь
А поэтам приходилось брать в руки мечи и они погибали.
И подвигом считалось не полюбить – убить.
А с небес начинал идти ОГНЕННЫЙ ДОЖДЬ.
Пролог
Это был разгром. Полный и окончательный разгром. А ведь казалось… Сам император Теодор Второй возглавил войско. Впервые рядом с боевыми легионами, поредевшими и потерявшими тот знаменитый торингский боевой дух, встали «природные». Гвардия императора, составленная из обедневших нобилей, славная своими жесточайшими понятиями чести и долга… Она и сейчас держалась лучше других. «Серебряный» легион, должный вообще-то служить охраной не родившемуся ещё наследнику, зацепился за Груди Вилланки – два больших, пологих склона на вершинах которых какой-то шутник, бог или человек, водрузил два одинаковых, круглых камня. Вот и вышли – Груди… Зацепившись за эти Груди, легион давно уже не достигавший своей обычной численности – шестидесяти одной сотни воинов, сражался уже три полных вигилии. И как сражался! Их совсем мало осталось там – живых и способных держать в руках оружие, вагенбург переполнен был раненными… По колено в своей и чужой крови, оскальзываясь на горах трупов, они стояли. Их не сбила бешеная атака трёх базиликанских арифм. Их не выжгла проклятая магия, и решившая, по сути, исход всей битвы… Но Теодор, пусть и молод был, кое-что понимал в военном деле. Понимал и то, что, несмотря на всё мужество и мастерство «Серебряных» и тех немногих отрядов регулярных войск и вилланского ополчения, что ещё сражались, единственное, что он может – воспользоваться этим мужеством, как прикрытием для отступления. Слева, в двух милях отсюда – Сальм, большой и красивый торговый город с высокими и крепкими стенами. Его город. Справа – густой и непроходимый лес, разумеется – Тёмный. Через него идёт дорога на Торгард… Его столицу.
Можно запереться в Сальме и надеяться на чудо или попытаться в третий раз за год заключить с базиликанцами перемирие. Всё равно – будет нарушено. Можно попробовать отступить на Торгард, там в пятый раз собрать войско… Вот только костяка для него больше нет. Костяк – гвардия, а также кадровые – «Чёрные» и «Белые» легионы и рыцарские копья полегли в битвах за Фронтир и здесь, под Сальмом. Из всего войска остались у него один гвардейский легион – «Золотой», он же личная гвардия императора, да тысяча гардарских дружинников жены, урождённой княжны рода Медведя. И двенадцать тысяч виллан Данарии и Фронтира, пришедших перед боем, толком не вооружённых и даже не умевших пользоваться тем немногим оружием, что всё же имелось в их распоряжении. Пришлось вновь разбавлять кадровые части, ставить хотя бы на сотни и тысячи проверенных воинов из «чёрных»… Два гвардейских легиона не тронутыми остались и один из них, «Серебряных», он разменял на эти вот две вигилии размышления.
Ничто не бывает вечным, и оборона рухнула. Последняя «чёрная» корунела, ещё держащая строй, героическая «чёрная» из Пятого Ассанского легиона, когда-то оборонившего Торгард от нашествия норлингов, сломала строй и бросилась бежать. Их не в чем было упрекнуть. Под градом огненных стрел они простояли почти час. Но «Серебряные» остались совсем одни и тут же были атакованы с трёх сторон. Там уже истребление началось, честный же бой закончился.
Теодор, не скрывая тревоги, обернулся на вагенбург. Сейчас, именно сейчас надо было уходить, но – никак. Не время, так уж сложилось. Его жена, императрица Ольха находившаяся на восьмом месяце беременности, увязалась за ним на битву и вот ведь неудача, вознамерилась рожать. Рождение императорского наследника, – процедура полная своих условностей и традиций, происходила вот так – в чистом поле, на грязных шкурах… Кошмар для привыкших к иному вельмож!
– Что там? – впервые за час, наверное, разомкнул император уста.
Новый гонец, шестой за это время, бледный и восторженный, звонко доложил:
– Мальчик, Ваше Императорское Величество! Сын!
– Наследник, – император даже в свой чёрный час не мог скрыть той гордости, которую испытывает любой мужчина, обретя наконец наследника. – Здоров?
– Сразу заорал, – подтвердил гонец. – Сильный и крепкий мальчик!
Император кивнул, потом повернулся к двум коннетаблям, ещё живым, но уже бесполезным – войска для них не оставалось. Ну а раз некем было командовать, оставалось вот так, терпеливо стоять подле владыки, ожидая его последнюю для них, так виделось, волю.
– Трубить отход, – отдал император давно ожидаемый приказ. – Гонца к «Серебряным», держаться до конца! Отход будет прикрывать…
Он замер, задумавшись, и никто не осмелился ему напомнить, что время вытекает быстрее, чем вода из решета. Решение – приговор, единственно возможный. Осталось лишь два отряда, способных прикрыть отход, сохранивших строй, порядок и командиров: последняя стоящая часть торингской армии, «Золотые» гвардейцы и двенадцатитысячный отряд ополчения. Понятно ведь, кого менее жалко?
На то и император, чтобы мыслить иначе.
– Отход будет прикрывать гвардия! – на миг прижмурившись, сказал император, повернувшись к бывшему коннетаблю Центральной армии, здесь полегшей, герцогу и родному брату Альфреду Могучему. – Альфред, ты возглавишь их!
Герцог, обликом напоминавший медведя, по характеру же весьма спокойный человек, лишь замедленно кивнул, ещё соображая, похоже.
– Береги людей и слишком не задерживайся, – продолжил император. – Мне нужен мой легион. Хотя бы сколько-то его воинов!
– Мы победим и вернёмся к тебе, – заверил тот, прекрасно сознавая, что лишь говорит «историческую фразу» для летописцев, на деле направляясь на смерть.
– Мой император! – возмущённо вскричал кто-то из нобилей, осмыслив наконец произошедшее. – Мы потеряем остатки армии!
– Но не честь! – резко возразил император. – Я не желаю посылать свой народ на убой. А у гвардии… у неё будет шанс.
Красивые слова… обрёкшие на смерть цвет армии и нобилитета.
– Постой, государь Теодор, – внезапно встрял в разговор воевода Лихосвет, командир той самой тысячи гардар. – Есть иной выход. Мои хлопцы застоялись здесь, за вашими спинами!
– Нет! – резко возразил Теодор. – Вы – последняя у меня тяжёлая конница. И вас всего-то тысяча. Вы не сможете их остановить, и ничего не ждёт вас там, кроме смерти.
– Все когда-нибудь умрём. Боги смотрят на нас из Вирия и видят, кто как проходит свой путь, – пожал плечами Лихосвет. – Мы пойдём, государь! Так лучше будет… Оно и бесчестно, всё за спинами отстаиваться.
Упрямец, даром что ли из Медведей, он прямо и открыто смотрел в лицо Теодору. И тот сломался вдруг:
– Хорошо… Иди, воевода. Быть может, так оно и верно, будет лучше.
Лихосвету больше нечего было делать здесь, среди живых. Его серый конь, огромный владенской жеребец лёгкой грунью спустился с холма и уже вскоре земля содрогнулась от удара тысяч копыт. Не спутаешь, коль раз чуял. И – богатырский рёв «Слава!», вырвавшийся из тысячи глоток. Не спутаешь, коль раз слышал. И – свист сотен стрел, затмивших небо в своём коротком полёте в базиликанский строй… Не спутаешь, коль раз видел. Дружинная конница гардар пошла в последнюю свою атаку.
– Отходим, – Теодор вмиг осип. – Бросайте всё, без чего обойдёмся. Быстрее! Их жертва не должна быть напрасной…
Это происходило в седьмой день месяца Лугов. И месяца с той поры не прошло – посольство императора начало свой путь в Холмград, к гардарским князьям. Император Теодор Второй преломил всё же свою гордость.
Глава 1 «Великое Посольство»
1. Князь Лютень. Заимка Бер-лоно. Седьмой день месяца Липеца
Правнук князя Грома, нынешний правитель многолюдного рода Медведя, князь Лютень был молод и хорош собой. Редкая чернавка или боярышня из вящих не заглядывалась на него. Увы им, Лютень был счастлив в браке и не обращал внимания ни на кого. Хоть и мог он себе позволить меньшицу взять и даже всех трёх положенных, жена у него по сию пору была одна – Любава. Красавица и умница, не потерявшая своей привлекательности и после рождения сына.
Сейчас князь занимался тем, что иным казалось более достойным смерда или даже челядина, холопа. Он рубил дрова. Рубил в охотку, хекая и со всего маха опуская тяжёлый колун-тупицу на берёзовые и осиновые чушки, одним ударом половинил их, потом делил на четверти… Слева заметно уменьшался костёр из не расколотых чушек, которые поспешно подавал Ратша, княжий меченоша. Справа Мирон, княжий стремянный, складывал поленницу. Оба, бедняги, запыхались и проголодались – Коло едва поднялось над горизонтом и теперь медленно преодолевало первую четверть своего дневного пути, так что даже поснидать поутру не удалось…
– Княже! – наконец взмолился Мирон, который хоть и был куда крупнее Ратши и выглядел старше семнадцати вёсен, уставал всегда быстрее. Добавлять, впрочем, ничего не посмел. Засмеют, если признается, что голоден как стая волков, или нет, лучше как пращур-бер!
Князь, насмешливо покосившись на него из-под длинной пряди, упавшей на лицо, ухмыльнулся и жестом велел Ратше подавать следующую чушку. Колун тупо врезался в вязь берёзы… и застрял, впервые за всё утро не сумев пересилить сучок.
– И правда – хватит, – тяжело дыша, сказал князь. – Мирон, иди к Сувору. Пусть велит собирать стол.
Мирон, обрадованный и потому – скорый на ногу, умчался немедля. Ратша немедленно прицепился к князю, чтобы тот дал ему немного поколоть…
Посмеиваясь, тот дал… Личный колун Лютень весил почти полпуда и для мальчишка был неподъёмен. На что уж Ратша старался, а всё равно поднятый над головой отрока колун потянул его назад и мальчишка грохнулся бы, если б не князь. Тот успел и Ратшу подхватить, и колун – у самой земли.
– Прости, княже, – севшим голосом прошептал опозоренный меченоша.
Князь, ласково улыбнувшись, потрепал мальчика по единственному хохолку волос на голове – непривычного для родянина чёрного цвета. Впрочем, номадская кровь матери меченоши выделяла его и карим цветом глаз, и более смуглой, нежели у остальных мальчишек кожей. И вот этой кровной привязанностью к князю! Горяч был мальчишка, хрупок для своего возраста… А лучше него меченоши было не сыскать. Лютень и не искал, спокойный за следующие три года. Потом настанет пора опоясывать юнца настоящим, турьей кожи поясом. И жаль бы расставаться, а пора отрочества канет в лету окончательно. И не удержишь. Не по Правде.
Затуманенный думой взгляд князя вдруг прояснился, он широко, от всей души улыбнулся и, шагнув вперёд, широко распахнул руки. Обернувшийся Ратша увидел, как у ворот спешивается десяток дружинников а уже во дворе двое челядинов ведут к коновязи огненно-рыжую номадерскую кобылку. Молнию княжны Умилы.
– Умила! – громогласно позвал сестру князь. – Куда ездила спозаранку? Уж не в Холмград?
Дружинники засмеялись – кто в голос, кто тихонько, больше про себя, красавица – нежная и хрупкая внешне Умила порозовела ликом.
– Тебе бы всё шутить, братец, – даже голос её больше походил на звон серебряного колокольчика а когда шла – казалось что летит по воздуху, порхает бабочкой. – До Холмграда почитай сорок вёрст. Это только ты на своём Снеге одолеть сможешь! Да и что я там забыла?
Похожие книги
