Он обернулся к подходившему командиру:
– Товарищ полковник!.. – начал было доклад, но Батя его прервал:
– Вольно, вольно! И… Разойдись.
Строй рассыпался для того, чтобы сгрудиться вокруг своих командиров.
– Ну, что, шпана, вернулись?!
– Так точно! А шо? – улыбнулся неунывающий Медведь. – Погуляли, пробзделись в горах. Муллу вот попутно обженили!
Тычок кулаком под лопатку Игоря и дружный взрыв смеха были тому подтверждением.
– Это все, чем вы там больше недели занимались, пока мы здесь узкоглазых плющили? – хитро прищурился Батя.
– Ну, еще там кое-что, по мелочи, – подал голос Бандера. – Удвухсотили тридцать шесть «духов», плюс караван-баши Бека…
– Базу с заводиком и кучей дури запустили на орбиту, – продолжил Змей.
– И вытащили из зиндана семнадцать рабов, – закончил Бай.
– Совмещали приятное с общественно полезным? Так я понимаю?
– Так точно!
– У-ух, анархисты!!! – Батя хлопнул Филина по груди ладонью и… Разинув рот, смотрел на упавшего навзничь Андрея и захлопотавших над ним Медведя и Муллу.
– Не понял?
– Вот, – Бандера протянул полковнику бронежилет Филина, на котором в четырех местах были видны пулевые отметины и погнуты титановые пластины.
– Ты какого фуя молчал?! – заорал Батя на Медведя. – Ну-ка грузите его в «таблетку»! Бегом! Кто был рядом?!
– Я, Батя, – отозвался Бандера.
– С какого расстояния лупили?
– Близко. Метров двенадцать-пятнадцать. Ему еще повезло, что двухрядный «лифчик»[7] был. Да и тот насквозь… Броник только и остановил…
– Да у него, наверное, все ребра сломаны, вашу мать! – Батя поддерживал носилки с уже пришедшим в себя Андреем. – Быстрее, засранцы, бегом!!!
– Что за шум, а драки нет? – подал голос Филин.
– Я те дам шум! Почему не доложил?
– О чем?
– О ранении!
– Так ведь нет же ранения!
– Пижон! Вот когда селезенку высрешь, тогда и поймешь – было ранение или не было! – Батя разозлился не на шутку, и Андрей предпочел промолчать…
…Тут же, на аэродроме, в развернутом полевом госпитале в присутствии Бати Филина осматривал майор-военврач.
– Ну, что у него?
– Молодой человек, а вы часом родились не в шубе и валенках? – пробормотал озабоченно эскулап.
Торс Филина был разукрашен четырьмя огромными лилово-красными, с кровоподтеками, синяками.
– М-м-да! Ну, что же, – протянул майор. – Сломано всего-то одно ребро. Внутренние органы не пострадали. Хотя удар был очень сильным. Гематомы пройдут, со временем. Еще одно ребро с трещиной. Повезло, одним словом, чрезвычайно!..
– Вы его к себе берете?
– Конечно! Сделаем тугую повязку на грудь и на несколько дней в койку – ему просто необходимо отлежаться!
– Батя!.. – подал голос Филин.
– Молчать! Медицине виднее. Группа задачу выполнила, даже перевыполнила, так что не хрен тебе по расположению шарахаться. Пять дней лежать! Так, доктор? – Батя обратился к майору и, увидев, как тот согласно кивнул, продолжил: – Это приказ! А попробуешь нарушить – отправлю, на хрен, в Ташкент или Москву. Одного отправлю, так и знай, без группы!
Батя покинул палатку, не переставая что-то возмущенно бурчать.
Здесь, в полевом госпитале, Филин узнал о судьбе своих друзей: Ганса и Дока. Их доставили на «вертушках» 25 января. А принимал их все тот же майор. У Дока действительно были разорваны связки голеностопа, и он отделался гипсом. А вот с Гансом было сложнее. Майор сделал ему операцию, но в полевых условиях этого было явно недостаточно. В общем, улетели ребята в Москву долечиваться в госпитале Бурденко.
