Огненный трон - страница 19

Я пролетела в дальний конец зала, туда, где на небольшом возвышении находился трон фараона. Сейчас это был всего лишь символ, пустовавший уже много столетий, однако на ступенях возле трона сидел Верховный Чтец, правитель Первого Нома, глава Дома Жизни и мой самый нелюбимый маг по имени Мишель Дежарден.

Я не видела месье Обаяшку с самой битвы за Красную пирамиду и теперь очень удивилась, заметив, как он постарел. Титула Верховного Чтеца он удостоился всего несколько месяцев назад, но с тех пор в его гладких черных волосах и раздвоенной бородке успели появиться седые пряди. Он тяжело опирался на посох, как будто леопардовая мантия на его плечах оказалась непосильным грузом.

Впрочем, не могу сказать, чтобы мне было его очень жалко. Расстались мы не слишком по-дружески. Хотя в борьбе с Сетом мы ненадолго заключили союз, он по-прежнему считал нас опасными мошенниками. Тогда на прощание он предупредил нас, что если мы продолжим изучать пути богов (а мы как раз этим и занимались), то при следующей встрече он нас уничтожит. Само собой, большого расположения мы к нему не испытывали и на чашку чая приглашать не собирались.

Лицо мага заметно осунулось, но глаза, как и прежде, сверкали недобрым блеском. Сейчас он внимательно изучал кроваво-красные картины на световой занавеси и как будто чего-то ждал.

– Est-il allé? – спросил он. Моих школьных знаний французского хватило, чтобы понять, что означает этот вопрос: «Он ушел?»

На мгновение я испугалась, что он обращается ко мне, но тут откуда-то из-за трона раздался другой, хриплый и скрипучий голос:

– Да, владыка.

Из тени выступил человек, с головы до ног одетый в белое: костюм, шарф… даже зеркальные солнечные очки и то отливали белым. Эдакий мороженщик на службе у зла.

У него оказалась приятная улыбка и круглощекое лицо в обрамлении курчавых седых волос. Пожалуй, я бы даже сочла его вполне безобидным с виду, даже дружелюбным… если бы он вдруг не снял свои очки.

Его глаза выглядели просто жутко.

Признаюсь, у меня насчет глаз что-то вроде пунктика. Если вдруг по телевизору показывают операции на сетчатке, я с воплями выбегаю за дверь. Даже при мысли о контактных линзах мне и то делается не по себе.

Но у человека в белом глаза выглядели так, будто в них сначала плеснули кислотой, а то, что осталось, потом долго рвали когтями кошки. Веки были покрыты сплошными шрамами и почти не закрывались. На месте бровей пролегли багровые борозды ожогов. Кожа на скулах была иссечена рубцами, а на сами глаза я едва решалась взглянуть: жуткое месиво кроваво-красного и молочно-белого. Как он вообще мог хоть что-то ими видеть…

Мужчина громко, с хрипом дышал, так что у меня самой начало побаливать в груди от этих звуков. На его белой рубашке поблескивал серебряный амулет в виде змеи.

– Он только что воспользовался порталом, владыка, – прохрипел он. – Отбыл наконец.

Его голос был такой же ужасный, как и глаза. Если в него и в самом деле плеснули кислотой, то, наверно, часть ее протекла ему в легкие. Однако мужчина продолжал улыбаться, и вообще вид у него в этом безупречно-белом хрустком костюме был на удивление спокойный и даже веселый, как будто ему не терпелось скорее начать угощать детишек мороженым.

Он не торопясь подошел к Дежардену, который продолжал сосредоточенно смотреть на мерцание света среди колонн. Мороженщик уставился туда же. Повернувшись в ту же сторону, я поняла, что привлекло внимание Верховного Чтеца. На уровне последней колонны, как раз позади трона, свет изменился: из красного оттенка современной эпохи он сделался темно-багровым, как кровоподтек. Еще в тот раз, когда я оказалась в Зале Эпох впервые, мне объяснили, что с каждым годом он становится все длиннее, вмещая в себя продолжающуюся историю Египта. Теперь я видела своими глазами, как это происходит. Пол и стены медленно-медленно растягивались, как в мираже, и вместе с этим расширялась и багровая полоска.