Огненный воздух - страница 17

Прижимая к себе получившийся объемным бумажный кулек, Сосновский смело снова ступил на аллею парка. Вот и вход в госпиталь. Здесь все было несколько иначе, чем в предыдущем госпитале. Приемный покой был где-то с другой стороны здания, туда приходили санитарные машины с ранеными, а здесь, с этого фасада, все было чинно и прилично. И даже раненые, кому разрешалось вставать и гулять, проводили время на других аллеях, но не на этой у главного входа. Исключительно парадная часть парка для репортеров и визитов начальства, решил Сосновский. И поэтому тут было удивительно тихо. Как будто не было войны, как будто вражеский сапог не поверг армию этой страны, не захватил ее, насаждая свое, нацистское, человеконенавистническое. Сосновский замедлил шаг, поддавшись на минуту настроению. Слишком был велик контраст между почти мирным парком в этом городке, который послушно замер под пятой оккупанта, и тем парком, по которому Сосновский шел осенью 41-го года. Того страшного года, когда черные тучи нахлынули и затмили солнце, затопили все светлое и праздничное, что было в душе у каждого советского человека. Единственное, что тогда осталось в душах людей и в тылу, и на фронте – надежда на победу, горячее желание победить. Потому что каждый понимал: победа – это жизнь, поражение – смерть страны, смерть всех советских людей, которые не нужны были германскому нацизму, он хотел уничтожить всех и освободить место для своей нации.

Шелест листьев под ногами был единственным звуком в том осеннем парке 41-го года. Сосновский шел вдоль аллеи, погруженный в свои мысли о войне и мире. Вредная, бессмысленная война, которая унесла сотни тысяч жизней и унесет еще миллионы, разрушит семьи и до основания уничтожит города. Вся страна стонала под ударами врага, но кто-то должен был идти в это адское пекло, чтобы приблизить долгожданную победу. Михаил видел лица людей, с которыми приходилось работать. И не всегда это были лица мужественные, честные, не всегда это были лица людей, готовых отдать последнее и даже свою жизнь ради победы. Были среди этих людей и трусы, и предатели, и лицемеры. Но это не пугало Сосновского, он понимал, что победа будет и она будет именно за другими людьми – освещенными надеждой, жаждой свободы и справедливости. В их взглядах он находил ту энергию, которая поднимала, давала силы действовать, идти вперед, даже когда все казалось безнадежным.

Деревья, сбрасывающие листву, напоминали о быстротечности жизни. Один миг, и ты – этот золотой лист, бессильно падающий на землю. Но, как и в природе, падение – часть цикла. Мы снова поднимемся, будем сильными, и снова принесем свет истины в этот омраченный войной мир. Несмотря на то что зарождение германского нацизма происходило буквально на глазах Сосновского, работавшего перед войной в Германии, его вера в мир была незыблемой. Мир – это не просто отсутствие войны. Мир – это справедливость, доброта, взаимопонимание. Даже находясь в тылу врага, он знал, что борьба не напрасна. Ради мира, ради того, чтобы будущие поколения могли наслаждаться тишиной осеннего парка, а не шорохом снарядов. Ради этого он продолжал свою работу, настраиваясь на каждый новый день, как на бой за светлое, свободное будущее.

Тогда было пасмурно. Тучи сгущались на горизонте, но каждый сильный человек знает, что за ними всегда находится ясное небо. Надежда и вера всегда будут спутниками сильного волевого человека, спутниками, за которых он держится так же крепко, как за жизнь. И казалось, что каждый шаг по этому парку ведет дальше и ближе одновременно: ближе к цели и дальше от хаоса войны. Осенний парк расстилался перед ним поздним вечером мрачным ковром из желтых и красных листьев. Тихий шелест под ногами и холодный ветер, приносящий запах сырой земли, обволакивали душу, напоминая о доме и тех безмятежных вечерах, когда мир был славен и понятен. Здесь же, в тылу врага, каждый шаг был таким, словно делал его на краю пропасти и где каждую минуту его мог настигнуть враг.