Владимир Петрович даже раскрыл рот от удивления.
— Обижается?
Теперь уже пришла моя очередь удивиться.
— А вы что думали? Общается образами, — передразнила я. — Да, он говорит, обижается, смеется, а еще ехидничает и издевается. Он не животное, он личность!
«Спасибо», — смущенно отозвался Зверь.
— Погоди-погоди, значит, у него свой характер? — Золотаревский даже подпрыгнул на стуле.
— Разумеется, — подтвердила я. — И могу сказать, прескверный.
Владимир Петрович задумчиво покусал губу.
— Поразительно, — пробормотал он. — А еще более поразительно, что ты говоришь о нем как о своем друге.
Как о друге? Я даже не задумывалась об этом. Пожалуй, Владимир Петрович был прав, во всяком случае, я точно не воспринимала Зверя как врага. Он вторгся в мою жизнь, перевернул ее с ног на голову, и мне очень хотелось вернуть ее на место и избавиться от назойливого голоса в моей голове. Но я действительно воспринимала Зверя как друга, он сам попал в меня поневоле и ни разу сознательно не причинил мне вреда (забудем о моих похождениях в клубе).
— Пожалуй, да, — согласилась я. — Он мой друг. Но, будьте уверены, я не сумасшедшая, и мне бы не хотелось иметь друзей в своей голове. Как только смогу передать Зверя, я немедленно это сделаю. Надеюсь, вы поможете мне найти достойного человека, который примет его?
Золотаревский медленно кивнул.
— Конечно, это будет непросто — найти подходящего кандидата. Но, я думаю, мы его отыщем.
— Хорошо.
Я немного успокоилась. Не хотелось бы передать Зверя кому-нибудь, кто с его помощью решит захватить мир.
Мы разговаривали с Владимиром Петровичем до самого вечера. В обеденный перерыв он вместе со мной спустился в кафе на первом этаже здания, и мы вместе пообедали, не прерывая разговора.
Сначала он расспрашивал меня обо всем. О характере Зверя, о том, что я чувствовала по время вживления, о том, какие изменения произошли в моем теле с его появлением, и самое главное — о моих неконтролируемых эмоциях.
Я отвечала обо всем без утайки. Во-первых, по-прежнему не могла сдерживать свою откровенность, во-вторых, я и не хотела ее сдерживать. Золотаревский казался добрым дедушкой, очень мудрым и благородным. Его желание помочь мне казалось искренним, и я ему верила.
Владимир Петрович считал, что со временем мне удастся взять Зверя под свой полный контроль, но для этого мне нужно лучше познать саму себя, свои способности. Он обещал заниматься со мной в будущем различными упражнениями для тренировки памяти и внимания, убежденный, что потом мне это поможет.
— Ты должна научиться полностью себя контролировать, — говорил Золотаревский, — полностью. Должна уметь оставаться совершенно спокойной в самый критический момент. Даже если ты будешь висеть над пропастью на одном пальце, твое сердце должно стучать размеренно. Понимаешь меня? Никакой паники. Это очень сложно, для этого нужна недюжинная сила. Но если человек хочет, он добьется. Побеждающий других — силен, побеждающий себя — могуществен. Никогда не забывай об этом, девочка.
Золотаревского было приятно слушать, он умел говорить, умел воодушевлять. Когда я разговаривала с ним, мне самой начинало казаться, что все хорошо, мне стоит только немного постараться, и все получится.
Немного отклонившись от темы Зверя, Владимир Петрович рассказал о магах, к коим относил себя и всех моих новых «коллег».
Эти люди действительно обладали способностями, которые в миру принято было называть «волшебством». Как я ни старалась, но мне так и не удалось в полной мере понять, каким образом они умеют преобразовывать энергию для сотворения своих «чудес».
