– Нет, – отозвал он. – Только вино.
Тасамир выругался и ударил быка по голове. Тот ускорил шаг и вскоре оказался во главе колоны, рядом с другими уцелевшими торговцами.
Подмастерье оглянулся назад. Хасир спал, откинувшись на борт и накрывшись с головой белым полотенцем. Танвар лежал на полу повозки и тяжело дышал. С присвистом и хрипами.
Он оставил поводья и бросился к северянину. Опустился на колени рядом с ним, приподнял курчавую голову… Рана на щеке покрылась запекшейся кровью, но выглядела хорошо. Может быть, северянину плохо от другого? Может сердце, как у деда?
– Фарах!
Подмастерье поднял голову и едва успел поймать бурдюк, летящий в него. Тасамир, оказывается, вернулся с водой.
– Умой северянина, – велел он, – и смочи полотенце Хасира. Дети собак! Почему никто не подумал положить воды в повозку раненых!
Подмастерье исполнил задание со всей тщательностью, аккуратно расходуя воду. Хасир даже не проснулся. А вот северянин заворчал, застонал.
– Что с ним? – Спросил Тасамир.
– Не знаю. Кажется ему плохо.
– Храбрый воин… Если бы не он, нас бы уже жевали дети собак. Посмотри что с ним.
Фарах потряс северянина за плечо, и тот открыл глаза.
– Тихо, – прошептал он. – Мне плохо. Как приедем в Башмин, – сразу к лекарю. Бросаем караван и к лекарю. Понял?
Кивнув, подмастерье приподнялся.
– Ему нехорошо, – сказал он Тасамиру. – Говорит, что, как приедем в Башмин, надо его отвести к лекарю.
– Верно, – одобрил торговец. – Мы то сразу к страже поедем, про разбойников рассказать, мертвых к жрецам завезем. А ты его веди к лекарю. Стражники его сами найдут. Как раз недалеко от южных ворот есть хороший лекарь – Пасагрен, северянин. Вот к нему то и отправляйтесь. Танвар сам дойдет?
Северянин, услащав, что речь идет о нем, заворочался и приподнялся ухватившись рукой за борт повозки.
– Хорошо, – сказал он на южном наречии. – Пойду сам.
Тасамир радостно оскалился.
– Ладно, отдыхайте, – сказал он. – Башмин еще не скоро. К вечеру доберемся. Быки идут так быстро как могут, но все-таки это не скакуны.
Торговец кивнул и поехал в начало каравана. Фарах проводил его долгим взглядам и подумал о том, что надо бы вернуться к поводьям. Но быки шли уверенно, ровно. Они знали дорогу.
– Фарах, – зашептал Танвар, – я посплю. Ты иди, не привлекай внимания. Как будет Башмин, – подхватываемся и уходим. Все. Молчи.
Подмастерье послушно кивнул и вернулся к поводьям. Конечно. Он сразу понял, что северянину вовсе не так худо, как могло показаться со стороны. Им просто нужен повод, чтобы избежать встречи со стражей.
«Конечно, – с горечью подумал подмастерье, – ведь мы же – беглецы».
Он со злостью хлестнул быков поводьями и выругался сквозь зубы, так сурово, что неделей раньше умер бы от стыда, если бы ему сказали, что он будет произносить такие слова. Очень хотелось пить, но воды не осталось. Только тошнотворное кислое вино.
К вечеру они вышли к Башмину. Дорога, плутавшая между холмами, поползла вверх, потом нырнула в маленькую долинку, обогнула гору, изъеденную ветрами, и, наконец, вывела караван к спуску. Отсюда, с высокого холма, было хорошо видно, как утоптанная дорога спускается вниз, к городу, раскинувшемуся в огромной ложбине между двух холмов.
Башмин был небольшим городом. Фарах, помнивший Хазир, хорошо это понимал. Но по сравнению с Эшмином, он казался огромным.
Дорога спускалась с холма тугой лентой и вела к скоплению маленьких домов построенных из прутьев и обмазанных потом глиной. Это еще не город, нет. Это дома бедняков, окружавшие Башмин, словно рой мух. Они ютились вдоль дороги, вдоль городских стен. Стояли как попало – каждый строил дом так, как в голову придет. Домов было много. Их серо-желтые крыши сливались в пестрый ковер, и казалось, что стены Башмина штурмует море высушенной солнцем травы.
