Парень наконец-то перестал изучать песок и поднял на нее обескураженный взгляд.
– Кто тебе такую ерунду сказал?
Девушка повела плечом. Потом она коснулась его плеча. Уж не знаю, что она хотела – просто поддержать его этим жестом, или приобнять, или начал массировать плечи, или вообще притянуть к себе. В любом случае, ничего это не произошло. Парень отмахнулся и, оттолкнувшись от стены, прошел к месту, где песка было больше всего, так что его слой был заметен.
– Дело не в том, – сказал он, хотя девушка уже не ждала ответа. – Просто у меня такое ощущение…
Он резко шаркнул ногой по песку. Это было мне все равно, что получить той же ногой в грудь. Будь я в форме человека, из меня бы выбило дыхание. А в таком воплощении после урона тело желало скорее вернуться к истинному воплощению. Поэтому после удара песок зашевелился, соединяясь в бархан.
– … словно мы тут не одни.
Он бы убедился в этом, он бы пинал меня, пока я не собралась в тело, ослабленное такой мощной магией.
Но вдруг он развернулся, услышав:
– Что вы все тут делаете? Только не говорите, что хотели помочь с возведением символов.
Пришел кто-то еще. Наверное, преподаватель. Может, сам ректор. Я плохо видела, картинка расплывалась, и я не фокусировала ее, концентрируясь на том, чтобы не собраться прямо у них на глазах.
Последовал бубнеж, потом шаги. Все поспешили на выход и в мгновение, когда последний огненный вынырнул из-под помоста, песок словно сдуло к противоположной стороне. Я высыпалась из ловушки и собралась у ее внешней стены. Уже там, обернувшись в истинное тело, я недолго сидела, глотая воздух. Почувствовав, что снова могу двигаться, я опустила голову и пошире распахнула рубашку на груди. Там расплылся уродливый синяк.
Я с остервенением застегнула все пуговички до самой верхней и затянула бабочку. Злость придала сил и я, вскочив, понеслась к корпусу вдоль посадки так, чтобы меня не заметили.
Что же, рыжий, считай, ты бросил мне вызов.
***
Через полторы недели о происшествии с символами уже забыли. Ну или предпочитали не говорить об этом, чтобы не расстраиваться. По крайней мере сколько бы я ни вслушивалась в чужие разговоры, там ни слова не было о том, что случилось на линейке.
Даже как-то обидно.
Я так постаралась. Едва не подохла там, обессиленная.
За последнее время я так много думала, что моя голова потяжелела. Может, дело было лишь в усталости – не знаю. Но сейчас, во время последнего на сегодня занятия по преобразованию объектов, я удерживала себя в реальном мире лишь усилием воли. Подперла щеку кулаком и, ничего не видя, пялилась на доску.
Предмет был скучным, преподаватель скучным, и почти все мои одногруппники – скучными. Преобразование было стихийным занятием, как и большинство других предметов. То есть на нем присутствовали все студенты Земли четвертого курса. Итого тридцать человек.
Я знала все, что рассказывал преподаватель, поэтому не стушевалась, когда он обратился ко мне.
– Доброе утро! – воскликнул он. – Как спалось?
Надо было зевать не так широко. Ну или хотя бы прикрывать рот.
Прежде, чем ответить, я поморгала, возвращая зрению фокус. А потом осознала, что вопрос риторический. Перехватив мой взгляд, преподаватель сказал:
– Как вас зовут?
Я назвалась.
– Вы слушали, что я рассказывал?
Я кивнула. Но препод мне не поверил:
– Может, покажете мне на практике то, что я только что объяснил?
Ну да, он был прав – я ни черта не слушала. Первые полчаса по-честному пыталась. Но потом это теплое солнышко, эти убаюкивающие шепотки с передних рядов и монотонный голос преподавателя… Но выдавать оплошность я не собиралась. Сама соображу, что надо. «Тупая» – последнее слово, каким можно меня описать.
