Потом Лео еще ближе склонился. Еще пара мгновений, или, может, одно, и наши губы снова соприкоснулись бы. Мне хотелось этого. Так же сильно, как не хотелось. Подумать только: этими же губами он совсем недавно назвал Землю грязью. А мне было будто все равно. Это ужасно, это… непростительно.
Когда осталось полмгновения, я сказала:
– Каждый сам за себя, – и резко скользнула вправо.
Еле успела. Толкнула Лео плечом, хотя не собиралась его касаться. Пока что. Мне до жути хотелось обернуться и посмотреть, каким стало его лицо после моего маневра. Но я не оборачивалась, чтобы не терять время. Почти сразу со спины донесся жуткий грохот. Я хохотнула – сразу поняла, что это свалился тот дурацкий поддон, который меня чуть не пришиб.
Следом раздалась сдавленная ругань Лео, но я была уже за другим стеллажом. Бросилась вдоль него, вслушиваясь, последовал ли за мной Лео. Но так этого и не поняла – все звуки перебивал клекот моего сердца. От страха, или от близости к тому, кто так легко воспламеняется? Или просто от предвкушения пакости?
Остановившись на развилке стеллажей, я огляделась. Слышала шаги, слышала голоса, но никого не видела. На мгновение подумалось, что Лео меня не понял, или не услышал. Иначе почему не бросился за мной?
В любом случае, возвращаться к отработке наказания мне не хотелось. Я подбежала к окну. Быстро осмотрела его, ведя пальцами по раме. А добравшись до ручки, попыталась ее провернуть.
Та не поддалась. На мгновение меня обдало паникой, горячей и поглощающей, как взрывная волна. Но тут же я придумала смену плана действий.
Окно, может, и не поддалось, но стекло так затарахтело, что я поняла: между ним и рамой есть огромные щели. Тогда глубоко вдохнув и стараясь не думать, что кто-то может увидеть меня в это мгновение, я рассыпалась.
Мне нравилось быть стихией, несмотря на то, что это такое утомительное занятие. Просто я чувствовала, что с каждым разом могу держаться все дольше. В критической ситуации, я могла бы пробыть землей и все полчаса. Но потом пришлось бы слишком долго восстанавливаться.
Щели окна оказались не такими уж огромными. Но все же толще диаметра песчинки. Так что мне спокойно удалось ссыпаться на улицу тонкой струйкой, какой бежит песок в часах.
Я надеялась, что никто не стоял с этой стороны здания. Не проверила, так это или нет – и теперь кляла себя. Если кто-то заметит, движущийся песок, который соберется в меня, вопросов будет слишком много.
Но, к счастью, это окно выходило на ту часть посадки за территорией Академии, куда никто не забредал. По крайней мере сейчас здесь никого не было. Я собралась у стенки и стала собой, которая сидит, опершись спиной на холодный камень, и тяжело дышит.
Это оказалось сложнее, чем я думала. Держаться барханом гораздо легче, чем распадаться до тонкой песчаной струйки.
Я сидела не долго. Все-таки из окна могли выглянуть, и уж тогда мне не объясниться. Облизнув пересохшие губы, я медленно поднялась. Давление все равно подскочило. Поэтому я оперлась рукой о стену, ощущая ее холод. А когда перед глазами перестали плясать темные пятна, сначала медленно, а потом все быстрее двинулась вдоль стены, пробираясь к переднему фасаду здания.
Хотя на мне были лишь легкая кофта и длинные широкие штаны, я не замерзала. Пробудь я на улице без движения минут десять – околела бы. Но сейчас моя кровь бежала быстро, она словно кипела, разнося по телу адреналин. Не знаю, почему я так себя чувствовала. Наказание перестало пугать, едва я зашла на склад. А стихией я была совсем недолго…
