Огни рампы. Мир «Огней рампы» (сборник) - страница 25

– Да ему-то что за дело. А если б это была моя жена?

– Жена? Ну-ну, поосторожнее. Она дурная девушка, – сказала хозяйка с понимающей ухмылкой. – Вселилась сюда уже больная. Лучше поберегитесь – ну, вы меня поняли – и хорошенько окурите после нее комнату.

– Ну, не прокаженная же она, – пошутил Кальверо, когда хозяйка уже спускалась вниз.

Вернувшись в комнату, Кальверо с сомнением посмотрел на девушку. Она еще спала. Он взял стакан, из которого она пила, и собирался им воспользоваться, но потом передумал и взял другой. Он начал откладывать в сторону вещи, к которым прикасался доктор. На столе стоял таз, на кровати лежало полотенце. Кальверо брезгливо, двумя пальцами, подобрал полотенце, бросил его в таз, а таз поставил на пол и тихонько задвинул под кровать. Он хотел вытереть руки об носовой платок, но вдруг вспомнил, что этим платком утирал девушке слезы. Поэтому, нагнувшись, он отправил в таз и носовой платок.

Теперь нужно было вымыть руки. Стоя у умывальника, он обернулся и увидел, что Терри раскрыла глаза. Они были тусклыми и как будто ничего не видели.

Потом она нахмурила брови.

– Что, голова болит? – тихо спросил Кальверо.

Она явно услышала его, потому что снова открыла глаза. Потом еле-еле повернула голову на подушке и обвела взглядом комнату.

– Где я? – прошептала она.

– У меня в комнате, – ответил Кальверо. – Я живу прямо над вами, двумя этажами выше.

– Как я здесь оказалась?

– Гм, – запнулся Кальверо, а потом постарался коротко рассказать о том, что произошло. – Сегодня вечером я пришел домой и почувствовал, что из вашей комнаты сильно пахнет газом. Я взломал дверь, позвал врача, и мы с ним вдвоем перенесли вас сюда.

– Зачем вы помешали мне умереть?

Кальверо посмотрел на нее скептически.

– А куда вы так торопитесь?

– Я не хочу жить, – прошептала она.

– Почему? Вас мучает боль?

Она покачала головой.

– Ну, тогда все остальное неважно, – сказал он. – Это просто пустые фантазии.

Он повернулся и поглядел через окно на ряд старых, узких, потемневших от дыма зданий, которые высились напротив, совсем близко. Они уныло зияли открытыми окнами, выходившими на задние дворы – грязные и неухоженные. Ему показалось, что он рассматривает плесень на сыре.

– Доживете до моих лет, – продолжал он, – поймете, как же вам повезло – родиться на свет… Быть частью этой великой Вселенной, да, ведь каждый из нас – это малая вселенная. Только мы умеем думать! А вот звездам этого не дано. Они просто вращаются вокруг собственной оси, и все! – Кальверо икнул. – А солнце – что оно умеет делать?.. Стрелять пламенем на высоту двести восемьдесят тысяч миль! И зачем? Только тратит понапрасну свои природные богатства. А думать оно разве умеет? Нет! А вот мы – умеем! – Он постучал себя по лбу средним пальцем. – Вот лучшая игрушка, какую когда-либо изобрел Господь… человеческий ум… А вы хотите взять и уничтожить его… Но не можете!

Тут он принялся декламировать стихи:

Его прервало тихое посапывание, и, повернувшись, Кальверо увидел, что Терри снова погрузилась в сон и глубоко дышит.

– Надеюсь, я не мешаю вам спать, – пошутил он.

Гостиная Кальверо напоминала какой-то музей театральных реликвий. По стенам были развешаны в рамках старые афиши с его именем крупными буквами, фотографии молодого Кальверо – и в клоунском гриме, и в обычном костюме. В одном конце комнаты находился маленький камин, а в другом у стены – старенькое пианино. На подставке стояли нотные листы, исписанные почерком Кальверо – музыкальные наброски для комических песенок, – а на стене над пианино висело чучело щуки. У окна стоял выцветший красный диван. Там и сям лежали всякие безделушки, книги и старые журналы. Комната, хоть и бедно обставленная, была довольно живописной и уютной, особенно когда в камине горел огонь.