– А с народом-то что? Не оставлять же их так. Не справятся они с одними только арбалетами.
– Сейчас что-нибудь придумаю.
Эйден вышел из хижины, оглядел унылых людей и бардак на улице, оставшийся после морских чертей. Вдохнул влажный воздух, пропитанный ароматами тропических растений и океанской свежестью. Мысли проносились со скоростью ветра, но ни одна не задерживалась. Казалось бы, есть множество решений, но все было как будто не то.
К нему подбежала игравшая с Теем Эдана, и он взял ее на руки.
– Скажи мне, звезда моя, что мне делать?
– Дома ты бы обязательно стал танцевать, – посмеялась девочка и тихонько дернула его за золотой локон.
– Танцы, – медленно покачал головой Эйден. А потом вдруг оживился, широко распахнул глаза. – Танцы!
Феникс передал ребенка Норду, вышел в центр улицы и окликнул людей.
– А что вы все кислые такие?
Они обратили на него непонимающие взгляды и подошли ближе, собираясь вокруг.
– Так, Ваше Величество, – рядом с Эйденом тут как тут запыхтел Трент. – Мы в ожидании чуда, понимаете…
– Чудо перед вами! – Эйден стукнул кулаком себя в грудь. – Я видел у вас музыкальные инструменты в музее. Несите! Сейчас будет вам волшебство и магия.
Трент понесся первым, за ним и многие другие. В это время Эйден, окутавшись огнем и взмыв ввысь, разжег огромный костер, как в центре Сана.
– Не боишься? – спросил Норд у Эданы, в чьих серых глазах отражалось ярко-оранжевое пламя.
– Больше нет.
– Что происходит? – удивилась Шантара, подойдя к ним. – Скоро стемнеет, нужно выдвигаться…
Словно услышав ее вопрос, Эйден громко возгласил, привлекая к себе всеобщее внимание:
– Самая лучшая защита от опасности – посмеяться ей в лицо.
Трент поднес ему пеструю от красок гитару, разрисованную неизвестными словами и символами какого-то народа, и Эйден, укладывая ее у себя в руках, скользнул пальцами по струнам, высекая фейерверк искр. Струны бодро задребезжали, разливая по городу первый мелодичный звук.
– Умеет играть? – поразилась Эдана.
– Все умеет, – ответил ей Норд.
В такт фениксу в руках девушек зазвенели тонкие лиры и бубны. Мужчины стали усердно дуть в трубы так, что инструменты оглушительно заголосили. Дети вооружились свистками и дудочками и тоже влились в строй, который повел за собой Эйден вокруг костра.
Тей протянул Эдане свисток в виде птички, и они вдвоем затерялись среди людей, пританцовывающих под получающуюся музыку. Трент подал Норду еще одну странной формы гитару, а Шантаре деревянную дудочку.
Норд догнал Эйдена, чтобы подглядеть у него, как пользоваться инструментом. Тот во время игры успевал показывать людям простые танцевальные движения.
– Ну что, споем, может быть? – крикнул Эйден. – Я начну, а вы подхватывайте!
– Да! – хором ответил ему народ.
– «В моей атмосфере есть место только для тебя.
Тысячи километров, тысячи развитий сюжетов
Могут разделить нас с тобой.
Но в голове даже через сотни световых лет
Будет звучать голос твой».
– Он еще и поет! – восхитился Трент, проорав Норду в ухо.
– «Если вместо души чернеет пропасть, разреши вместо тебя в нее попасть».
– А что это за песня? – спросила с другой стороны Шантара, так же прокричав в ухо.
– Думаю, он придумывает ее на ходу.
– Красивая! В Амфитрите запомнят ее навсегда. Каждое слово.
– «А ты мое солнце, что светит лишь мне.
Греешься под лучами на ветра волне.
А ты мое солнце, моя большая звезда.
От всех далеко так, но для тебя рядом я навсегда».
