Велуша поднесла крохотный букетик к лицу Кондрата:
– Понюхай, какое чудо!
И не ведала она, что сорвала сон-траву, и вдыхание запаха сей травы, проникающее в тело человека эфирными маслами, увлекает его сознание вдаль, делая трансцендентным, и шаманы Сибири траву эту добавляют в настойки и употребляют их при камлании, чтобы суметь войти в измененное состояние сознания и начать слышать звуки безмолвия.
Кондрат нехотя втянул в себя воздух и без всяких комментариев продолжил свое дело. Велуша подождала ответа, но, он будто не обращал на нее никакого внимания.
– Машина сломалась, а я-то причем? – обиженно возмутилась она, – долго будешь дуться?
Кондрат по прежнему в ответ не проронил ни слова, а в неком еще большем нервном возбуждении старался быстро разжечь огонь.
– Ну, Кондрат, – полушепотом, будто внезапно стала бояться потревожить ночную жизнь окружающей природы, позвала она его, следуя за ним по пятам.
– Ух-ух… – грозно выдохнула рядом с ними сова и с сильным шорохом от рассекающих воздух крыльев пролетела над их головами.
Велуша, подняв на раздавшийся шум голову, прямо над своим лицом увидела ее крупные, хищно растопыренные когтистые лапы, и горящие угольками янтарные круги птичьих глаз. Велуша быстро пригнулась.
– Ай, – испуганно закричала она, – сова чуть ли не села мне на затылок.
– Ух-ух, – снова понеслось над простором, и ночными шорохами и звуками стало наполняться это место, придавая ночи мистическую, ужасающую атмосферу.
Велуше казалось, что лес ожил, зашевелился, что трава как-то подозрительно шуршит, словно в ней кто-то ползает, и деревья внезапно начали сильно шуметь, нагоняя страх, и стряхивая со своих ветвей спящих птиц, которые не понимая, что происходит, поднялись в небо черными тенями и хаотично замахали крыльями.
Луна светила ярко и была такой огромной и устрашающей, что всякие мысли об оборотнях сами полезли им в головы, выходя из контролируемого подсознания и нагоняя ужас.
Где-то совсем неподалеку начал посвистывать суслик, и, будто вторя ему, сперва тихо, а потом все сильнее и протяжней завыл на луну волк. Внутреннее состояние путников, обусловленное надвигающейся опасностью, еще больше нагнетало тревогу. А волк выл, выл долго, громко, одиноко. Его протяжная плачущая песня длинным душераздирающим стоном летела по простору, отзывалась в горах эхом, и своим расширяющимся звуковым диапазоном доносилась до путников, пронизывая насквозь холодной дрожью каждую клеточку их тел и приводя ученых в трепет.
– Кондрат, – слезно и жалобно пропищала Велуша, – мне очень боязно.
– Иди в машину, – скомандовал он, – не отвлекай меня.
Он плеснул на поленья горючей жидкости и чиркнул большой охотничьей спичкой по коробку. Огонь вспыхнул, и на душе у обоих стало спокойнее. Кондрат установил над костром треногу, подвесил котелок с водой и переключился на сборку палатки.
Велуша пару минут постояла с ним рядом, не выпуская из руки пучок травы, и за не занятостью, наслаждаясь его тонким эфирным шлейфом без конца нюхала цветы, а потом, понимая, что только мешается Кондрату под рукой, пошла в машину.
Закутав плечи в шерстяной старый плед и откинувшись на спинку сиденья, она смотрела на пляшущее пламя и, успокоившись от созерцания огня, стала то ли засыпать, то ли входить сознанием в забытье, в некое измененное состояние разума, при котором ей становилась доступна информация любого рода. И в состоянии полузабытья ее Душа полетела сознанием в неведомую ей ранее астральную проекцию, вышла в космос и напрямую сочеталась со своим духом, став более сильной и возвышенной разумом.
