Огоньки - страница 24

– Да, расскажите, только, пожалуйста, как-нибудь так поправдивее и подоходчивее, без всяких там супертайн и секретов, если можно.

Грейкин вновь лукаво улыбнулся и, вырулив на шоссе, поддал газу и начал свой рассказ:

– Хорошо, в двух чертах. Собственно, это не совсем книга…

– Ну вот, уже лучше. А то «ценная», «старинная»…

– Антон! Перестань, не перебивай! Продолжайте, – вмешалась Оля. Антон умолк в надежде, что она хоть немного поняла, почему он так себя ведёт.

– Благодарю вас, Ольга! Да, ценная и старинная, вернее, древняя. Древняя ру-ко-пись, – специально растягивая слоги, произнёс Грейкин. – Свиток. Сколько себя помню, он всегда хранился в нашей семье. Свиток обладает несколькими особенностями, некоторые из которых раньше никто не мог оценить, поскольку тогда ещё не было соответствующей аппаратуры и знаний. Я имею в виду материал и возраст свитка. Изготовлен он из какой-то очень тонкой и чрезвычайно хорошо обработанной и крепкой кожи, но никто не в состоянии определить, из чьей. Также не представляется возможным определить точный возраст рукописи, хотя её уже отправляли даже на радиоуглеродное исследование. Лишь по тому, что на ней есть запись на теперь уже расшифрованном шумерском языке, можно предположить, что ей как минимум несколько тысяч лет.

– Так каждый может взять какой-нибудь более или менее старинный свиток, накарябать на нём пару шумерских слов – и вот: «древняя» многотысячелетняя рукопись готова! – с иронией заметил Антон. – Я читал книгу про одного современного художника, который писал копии картин Вер Меера и специальными методами «старил» их, выдавая потом за настоящие.

– Не торопитесь с выводами, Антон. Не так всё просто, в том числе и с возможностью «накарябать», как вы изволили выразиться. В том-то и дело, что, во-первых, возраст «накарябанных» слов, точнее, чернил, которыми они были «накарябаны», смогли определить, а вот возраст самого свитка и другой, основной записи на нём – нет! И, во-вторых, надпись на шумерском прямо указывает на то, что рукопись ещё старше!

– Как это? – удивился теперь и Антон.

– А вот так. Расшифрованная надпись в литературном переводе гласит: «Эйрре от Нанайи в День Просветления. Храни этот свиток предков до лучших времён».

– Эйрре от Нанайи? Это что – имена? Чьи они? – вновь вступила в беседу Оля.

– Эйрра – это мужское имя, а Нанайя – женское, причём, скорее всего, носила его женщина знатного рода. О каком просветлении идёт речь – непонятно. Но люди тогда были, по всей видимости, очень религиозные и, возможно, некий Эйрра получил какой-то знак свыше или был возвеличен.

– А основной текст рукописи? О чём там речь?

– Учёным пока неизвестно. Они не знают, что это за язык, отсутствуют всякие намёки на то, какой народ мог на нём говорить, подобных свитков нигде в мире нет, чтобы можно было хотя бы сравнить их между собой.

– Ужас как интересно! И Вы отдали такую вещь? Почему не оставили себе?

– Понимаете, раньше никто не мог оценить её значение для истории, а теперь наука развивается очень быстро. Такие вещи надо выставлять публично, чтобы все и в первую очередь интересующиеся этим специалисты имели возможность познакомиться с ними поближе. Глядишь, и найдётся кто-то, кто сможет постичь смысл этой рукописи.

– А Вы сами не пытались расшифровать её? – поинтересовался Антон. – Ведь она всё время хранилась в Вашей семье и, как я полагаю, передавалась из поколения в поколение? Ведь наверняка кто-то из родственников обладал определённой информацией, пусть не исчерпывающей, но которая могла бы пролить хоть какой-то свет на содержание основной записи.