Ограбление Медичи - страница 3

– Гм, – хмыкнула девочка. – Но тот парень показался мне милым. – Однако в ее голосе не прозвучало ни капли сожаления.

– Может, он и был таким, – сказала Роза. – А теперь он милый и бедный. Но, по крайней мере, у него все еще есть работа.

– Хорошие люди недолго живут при дворе Медичи.

– Похоже, ему придется нелегко. – Роза остановилась, озираясь по сторонам. Теперь они оказались в нескольких улицах от площади Синьории, и здесь толпы народа поредели, сменившись более плавным потоком пешеходов из зажиточных местных обитателей и владельцев магазинов. Это была добропорядочная часть города, и все в этом районе выглядело благопристойно и чинно. Роза осматривала незнакомые здания и проклинала себя за то, что так долго избегала этого города.

Она знала, где находится. Она понимала, что знает, где находится. Шесть лет назад она могла бы пройтись по этим улицам вслепую. Флоренция была для нее вторым домом, школой, местом работы, – всем. Но теперь Роза, прищурившись, разглядывала витрины магазинов, банки и церкви, и хмурилась от проплывавших перед глазами воспоминаний.

– Как тебя зовут? – спросила она девочку, которая все еще пряталась в ее тени, видимо, не зная, можно ли ей уходить. Девчушка не торопилась отвечать, вновь проявив житейскую смекалку.

– Хорошо, тогда как мне тебя называть?

– Можешь звать меня Кэт, – ответила она.

– Кэт. Даю две лиры, если подскажешь дорогу.

Кэт вытаращила глаза.

– Дорогу куда? – все еще настороженно спросила она.

– Знаешь, где находится аптека?

Ее лицо скривилось в замешательстве.

– Апте…

– Агата де Россо. Знаешь лавку Агаты де Россо?

Кэт просияла.

– О! – воскликнула она. – Ты ищешь ведьму!

Цена в две лиры за столь простую подсказку, очевидно, была слишком высока, поэтому Кэт решила стать гидом Розы и лично провести ее по шумным улицам центра Флоренции, попутно тараторя о местных достопримечательностях, хотя нельзя сказать, был ли этот рассказ правдой хотя бы наполовину.

Роза старалась не обращать внимания на болтовню Кэт о местном колорите, заново открывая для себя узоры улиц и площадей. Этот мысленный трюк она проделывала бесчисленное множество раз – сначала как утомительное упражнение, под руководством матери, а потом это уже превратилось в рефлекс. Карта города вырисовывалась в ее сознании, складываясь из грубых штрихов и мелких деталей, дымка памяти смешивалась с грязью и песком реальности.

«Главное – сделать неосязаемое осязаемым», – говорила ей мать еще до того, как она стала достаточно взрослой, чтобы понять, что эти слова означают. Они склонялись над свечой на чердаке, где гулял сквозняк, и шептались в полутьме ночи. Молчать было незачем – с тех пор как похоронили отца Розы, они остались в доме совершенно одни. Но спать они не могли, и поэтому то и дело находили друг друга под скрипучими чердачными балками, когда солнце становилось лишь далеким воспоминанием, навсегда исчезнув за горизонтом.

Она до сих пор помнила, как сверкали темные глаза Лены Челлини в сиянии свечи, такие лукавые и печальные.

«Мы узнаем место так же, как узнаем людей, – говорила она, и Роза кивала, словно понимая, о чем говорит мать. – Когда мы впервые встречаем их или когда мы впервые видим место – это обведенный мелом контур. Просто маленькая фигурка, вырезанная из бумаги. Нечем заполнить его изнутри. – Она схватила дочь и принялась щекотать ее, и Роза завизжала, забыв о том, что нужно вести себя тихо. – Но потом мы узнаем их лучше, и эти пустые места заполняются воспоминаниями. Вместо обычного человека ты видишь жену пекаря, которая смеется как гусыня. Вместо улицы видишь место, где когда-то поцарапала колено. Но тут есть своя хитрость».