– Лады… цвырк!.. – согласился после некоторых раздумий Федько. – Только уговор: сел и нишкни. Без моей команды – ни чиха, ни пука, и дышать через раз.
Шеф воспринял идею Вадима поучаствовать в поимке заговорщиков с крайним негативом.
– Вы, голубчик, ничего не спутали? Мы на интеллектуальном поприще подвизаемся, а бандитов ловить – это не по нашей линии.
Но Вадим настаивал, упирал на то, что засиделся за редакционными и шахматными столами, закис, необходима встряска, которая пойдет на пользу, в том числе и серому веществу. После продолжительных препирательств Барченко сдался, но выдвинул условие: Вадима будет сопровождать Макар Чубатюк. Этот колосс стоил целой роты обученных солдат.
Макар принял предложение с энтузиазмом. Он тоже чувствовал, что хиреет, проводя дни за баранкой.
– Эх, два весла тебе в курдюк! – как всегда, образно и цветисто выразил он свое удовольствие. – Знал бы ты, Вадюха, как надоело портянки крутить… В общем, я с тобой!
Макар был надежнейшим другом, но иногда создавал проблемы. Он не любил, когда ему указывают люди, чей авторитет для него не является бесспорным. Вот и тут угораздило его сцепиться с командиром Федько. Тот, не доверяя «паранормальным» особистам, отвел им место у самой дороги, далеко от точки, где, по словам поручика Якова, шептались кладбищенские призраки.
Макар, по обыкновению, взъерепенился:
– Слышь, ты, Геракл комнатный! Видал я тебя в лесу в балетной пачке! Иди ты на конюшню к свиньям собачьим со своими приказами…
Федько надулся, полез в бутылку. Вадим погасил конфликт и увел Макара на отведенный плацдарм. Но Чубатюк и здесь проявил строптивость, заявив, что не желает ютиться на загаженном голубями холмике, где даже укрыться негде. И это называется засада?
Они отошли чуть поодаль, присели на желтую растрескавшуюся плиту, на которой было вытиснено: «Здесь погребен действительный статский советник и кавалер Аркадий Петрович Штокк». Макар задымил вонючим самосадом, вытолкнул из себя вместе с дымом остатки недоговоренных ругательств:
– Ишь, гамадрил вшивый… колобок надкусанный! Бугор на губе не замазал, а туда же – распоряжается!
Вадим положил ему руку на плечо.
– Ладно, Макар, не бузи. Авось и мы пригодимся.
Отряд рассредоточился по кладбищу. Залегли в индевелой траве (ночами уже подмораживало), оружие держали наготове. Федько обосновался около надгробия почитаемого ретроградами прорицателя Ивана Корейши.
Прождали до полуночи. Холодало, но Вадим предусмотрительно надел шинель на ватной подкладке, а под нее – фуфайку. Стыли разве что щеки, он тер их ладонью, и производимый при этом негромкий шорох помогал видеть все, как при дневном свете. Сгустившийся мрак окутал кресты и обелиски, однако то, что препятствовало людям с обыкновенным восприятием, не мешало Вадиму. Годился любой звук: волны расходились в стороны, отражались от объектов, возвращались и приносили с собой информацию обо всем окружающем. Вот скалой высится храм, его обступают облетевшие деревья, тропинки выстланы прелой листвой. Вот переплетения оградок, стелы, притаившиеся за ними озябшие бойцы… Ни привидений, ни упырей, – ничего такого, что нарушало бы кладбищенскую дрему. Правда, говорят, привидения есть существа бесплотные. Отражается ли от них звук?
В тот момент, когда Вадим задавался этим физическим вопросом, на дороге послышалось тарахтение.
– «Амошка»! – встрепенулся Макар. – Куда это она в такой час, задери ее коза?
