Вадим с шефом направились к выходу. Поручик-пономарь нагнал их, забухтел вполголоса:
– Вы можете меня выдать, это ваше право. Но отец Николай… он ни при чем… он меня укрыл, не зная моего прошлого…
– Не собираюсь я вас выдавать. – Александр Васильевич пожал плечами. – Укрывайтесь себе на здоровье. А с последствиями контузии надо что-то делать, а то вы все кондаки с тропарями позабываете. Хотите, с академиком Бехтеревым сведу? Светило неврологии…
– Спасибо, – ответил поручик Яков с достоинством. – Я уж как-нибудь так…
Когда шли к машине, Вадим высказал то, что вертелось на языке:
– Александр Васильевич, он же враг! Маскируется, оружие хранит… А вы его на все четыре стороны.
Барченко сверкнул окулярами.
– Какой враг! Он уже свое отвоевал. Променял поле брани на попово гумно. Кус хлеба да ложе под кровлею – вот все, что ему надобно.
Ох, не разберешь, что у шефа в черепной коробке делается! Бывало, как завернет спич о вселенской победе пролетариата – заслушаешься. А сегодня взял и контрика отпустил, жалость проявил совсем не революционную. За белых он или за красных? Поди пойми… Скорее всего, живет по каким-то своим принципам, персональной философии придерживается. И философия эта столь сложна, что с наскоку в ее глубины не проникнуть.
Когда сели в машину, Барченко, пыхтя трубкой, вопросил:
– Ваше мнение, Вадим Сергеевич? Как видите, теория касательно заговора подтверждается – человецы незнаемые сход устраивают, умысел вынашивают…
– Мое мнение – брать их надо, – рубанул Вадим. – Устроить на кладбище засаду и взять тепленькими.
– Но наш болезный поручик рече, будто они уж перестали наведываться. Не иначе, предупредил кто-то, что англичанин земную юдоль покинул. Хотя… могли и без предупреждения узнать. Об этом случае газеты не писали – запрет наложен, но от молвы никуда не денешься. Я давеча в гастрономе такую дичь услыхал – волосы дыбом встали. Одна торговка баяла, что в Черкизове из пруда водяные полезли, прохожих хватают, к себе в тину утягивают… Тьфу ты, ересь!
– И что же – не надо засады?
– А это пускай коллегия постановляет. Дело государево, наши с вами голоса здесь аки писк комариный…
Коллегия Объединенного политического управления при Совете народных комиссаров вынесла вердикт: ввиду очевидной опасности неустановленных заговорщиков принять все меры к их раскрытию и нейтрализации. Около десяти часов вечера отряд бойцов десятого стрелкового корпуса, приписанного к Московскому военному округу, занял позиции на Черкизовском кладбище. Отряд насчитывал дюжину человек, все стреляные, прошедшие горнило сражений против белогвардейщины. Командовать ими был назначен не армейский чин, а милицейский – замначальника особого резерва по борьбе с бандитизмом товарищ Федько. Он носил в петлицах три квадрата, невероятно этим гордился и считал себя непревзойденным спецом-оперативником.
Когда Вадим попросился в отряд, Федько смерил его недоверчивым взглядом и цвыркнул сквозь зубы (эта привычка, похоже, закрепилась у него на рефлекторном уровне):
– Ты стрелять-то умеешь?
Вадим кратко поведал о своем участии в боевых действиях, показал новехонький «ТК» – первый самозарядный советский пистолет, поставленный на поток тульскими оружейниками. Сотрудники группы Барченко редко пользовались оружием, но оно им полагалось по регламенту, и Александр Васильевич, любящий все современное, добился, чтобы его небольшой коллектив вооружили по последнему слову техники.
