– Что вы тут за шум устроили, Ганин?
– Да вот, у нас по билетам в десять утра посадка, а капитан не пускает! – недовольно сообщил Ганин, кивая на Ежкова.
– Это старпом, – уточнил я. – Стал бы нормальный капитан у трапа глотку драть, тем более русский… Тут, Ганин, такое дело…
– Какое дело, Такуя? Ты откуда вообще опять свалился? Ты что, в Отару, что ли, перевелся?
– Ты, Ганин, не части! – осадил я своего входящего в социальный раж дружка-подельника. – Понимаешь, Ганин, сегодня ночью матроса с этого парохода убили. Я тебе говорил в ресторане, помнишь? Поэтому старпом – или, как ты его по дурости своей и необразованности называешь, «капитан» – вам правду говорит. Лично я «Анну Ахматову» выпустить сегодня из Отару не смогу. При всем моем к тебе, Ганин, уважении. Так что успокой своих дедов и возвращайся в гостиницу…
Договорить я, как это часто бывает в моей профессии, не успел. За моим левым плечом громко прошипели тормоза, и прямо у трапа остановились два грозных черных джипа и представительская серебристая «Тойота Мажеста», на которых у нас разъезжают провинциальные шишки предпенсионного возраста. Из джипов вылетела стая здоровенных японцев, облаченных во все черное. Двое из них подскочили к задней левой двери «Мажесты», остальные быстро пробили своими громоздкими телами живой коридор в толпе крикливых стариков.
Из «Мажесты» медленно выбрался седой пожилой японец, облаченный во все черное, отчего его седина отливала на солнце благородным серебром. С показным чувством собственного достоинства, не обращая ни малейшего внимания ни на недовольных дедов, ни на суетящуюся вокруг него «черную» охрану, направился к трапу. При виде его Ежков погрустнел и сник, а ганинские дедушки тут же притихли и с визгливых криков перешли на подобострастный шепот. Старик ступил на трап, старпом инстинктивно подвинулся, и за японцем последовала четверка его телохранителей. Один из охранников задержался перед Ежковым и принялся вручать ему какие-то бумаги.
– Это кто? – спросил я у Ганина.
– Кто-кто – Като! – хмыкнул Ганин.
– Какой Като?
– Вон такой! – указал Ганин на спину степенного старика. – Видишь человека в черных одеждах? Я тебе сегодня про него уже говорил. Наш восьмой самурай.
– Ты его лично знаешь?
– Вчера вечером ужинали вместе! – съязвил сенсей.
– Так как он с дедами твоими связан, этот Като?
– А он председатель вашей хоккайдской ассоциации бывших японских военнопленных, – брезгливо выплюнул Ганин. – С сорок пятого по сорок девятый тянул советскую лямку и кормил советских же вшей у нас в Хабаровском крае.
– Значит, он с вами едет?
– Да. Он с нами на этой вот «Анне Ахматовой» в Ванино направляется, чтобы однополчан своих найти и их останки в Японию вернуть.
– Культпоход по местам боевой славы?
– Я бы, Такуя, с культурным отдыхом эти поиски захоронений рядом не ставил бы. То еще удовольствие комаров кормить да по ухабам прыгать. Като помнит, где под Ванино лагерь его был. Там же и корешков его боевых наши вертухаи хоронили. Они же там пачками мерли, японцы твои! Морозов-то не нюхали толком, а там ночью до минус сорока! Но все ж таки тянет его. В общем, он решил с моими дедами одним кагалом туда заехать и останки перевезти.
– Значит, Като весь этот ностальгический тур и организовал, так получается?
– Не просто организовал, но и проплатил! Ты что, Такуя, серьезно полагаешь, что вот эти вот дедули на свои мизерные пенсии по местам боевого бесславия едут?
