на вертолёте.
– Точно, чуть больше года назад, – пробубнил он, улыбаясь от этой
догадке, – на крейсере «Москва», в Средиземном море. Мы тогда российско-китайские учения освещали. Правда, тогда это был палубный
Ка-27, а этот Ми-8. Да…прикольно было!
Автобус остановился метрах в пятидесяти от работающей «вертушки», и в этот момент полковник уже спокойным голосом произнёс:
– Берём вещи, выходим и грузимся на борт. Но вертолет по какой-то
причине не стал ждать журналистов, а медленно поехал прочь. Полковник от изумления не только изменился в лице, но вытянулся и даже
попытался втянуть живот. Он поднял правую руку, словно провожая
ускользающий борт, но так и не смог вымолвить слова. И только странный рык, переходящий в подобие храпа, вырвались из уст. Он посмотрел
на сирийца-водителя, потом опять на медленно удаляющийся вертолёт, затем на Илью и развёл руками. Репортёр в ответ лишь сделал изумлён-ное лицо и покачал головой, мол, не в курсе происходящего. Офицер, молча, вышел из автобуса и направился в сторону другого вертолёта, стоявшего на «взлётке». А первый Ми-восьмой благополучно докатился
до отметки взлёт и оторвался от земли. Пока полковник что-то выяснял
у подошедших лётчиков, взлетевший вертолёт мастерски наклонился
на нос и быстро ушёл вперёд.
– Чего сидим? Кого ждём? – вновь закричал в дверной проём красный, как рак, полковник. – Это не наш борт, наш двести двенадцатый.
Туда грузимся!
Возмущаясь и тихо ругая бестолкового офицера, репортеры неторопливо выбрались из автобуса. Полковник уже стоял возле вертолёта, на хвосте которого красовались большие цифры 2 1 2. Он несколько раз
махнул ребятам рукой, и они потянулись по указанному адресу. Лётчики стояли возле машины, лица скрывали закрытые шлемы. Репортёры
поздоровались с ними и быстро поднялись по маленькому трапу.
Полковник замыкал эту «бубнящую» процессию и уселся на откид-ное кресло возле выхода. Минут через десять поднялись и пилоты
с бортинженером, расселись по местам и принялись щелкать тумбле-рами на панелях в кабине.
– Ну, что пресса… к полёту готовы? – надевая лётный шлем, весело
поинтересовался бортинженер. Невысокого роста темноволосый
19
Александр Коцюба • Раненный Алеппо
парень лет двадцати семи, не больше, взял какой-то продолговатый
щиток и направился к правому борту салона. – Сейчас мы эту штуковину установим, и будем взлетать, – задорным голосом продолжил он.
Это путешествие вам понравится, вот увидите. Надеюсь, летать все
любят?
– Конечно! – оживились журналисты. – А садиться будем по афган-скому сценарию? – поинтересовался у веселого лётчика Виктор.
– Всё-то вы знаете, – парировал бортинженер, – и всё будет замечательно! Сядем, как пчёлка на цветочек, вы даже не заметите. А цветочек
у нас сегодня где?.. Правильно, – не дожидаясь ответа, продолжил
лётчик, – цветочек у нас в Алеппо… Он закрыл специальным щитом
какое-то отверстие в салоне вертолёта, зашел в кабину, и сел спиной
к репортёрам.
– Что за афганский сценарий? – поинтересовался Илья у сидевшего
рядом оператора.
– Ты что, не знаешь? – удивился Виктор.
– Могу предположить, но точно не знаю.
– Это когда вертолет подлетает на большой высоте к месту
посадки, а потом резко, словно падая, опускается вниз. Так верто-лётчики в Афганистане заходили на посадку, чтобы моджахеды их
не сбили. Это очень сложная техника пилотирования. Только настоящие профессионалы могут таким способом сажать свои боевые
