Рейдовую бригаду охотхозяйства по борьбе с браконьерством возглавляет сидящий рядом с водителем охотовед Фомин Алексей Алексеевич. Кроме него и водителя в видавшем виды УАЗе – трое егерей в таких же камуфлированных костюмах, с зачехленным оружием на коленях. В заднем отсеке машины лежит пять катушек с флажками для оклада волков. Поверх флажков – рюкзаки егерей. Из нагрудных карманов егерей торчат антенны мобильных радиостанций.
В марте у рейдовой бригады работы не много. Браконьеры обычно затихают: тоже совесть мучает бить весеннего зверя, да и дороги становятся не только непроезжими, но и непроходимыми. Поэтому и возят егеря с собой флажки на случай, если вдруг появятся волки.
В такую пору, когда отяжелевшие беременностью самки любого зверя – от зайца до лося – становятся легкой добычей для вечно голодных волков, их отстрелу охотовед уделяет особое внимание. И хоть числятся они, волки, «санитарами» леса у некоторых «камеральных» ученых, Алексей знал: каждый день волку надо мясо. А если в лесу столько больных, раненых, ослабленных животных, что хватает на пропитание таким «санитарам», то грош-цена такому егерю, такому охотоведу в этом случае. Вот и возят флажки с собой в надежде наткнуться на цепочки следов стаи или разошедшихся на весну пар волков. Однако тревожный вызов по рации резко изменил планы…
– «Жасмин»! Ответьте «тридцать второму»! – Алексей вновь включился в разговор по автомобильной рации.
– Слушаю, Алексеевич! – голос диспетчера Владимировны всегда радовал свежестью, жизнелюбием и даже каким-то оптимизмом.
– Владимировна! Вызовите, пожалуйста, на Зубровку милицию линейного отдела. Пока я доеду, пока то да сё, они нам понадобятся, возможно. Да и пусть хоть порадуются вызову на природу, ладно?
– Хорошо, Алексеевич. Будет сделано. Может, еще что?
– Да, Владимировна, позвоните, пожалуйста, прокурору и начальнику РОВД. Прокурора напугайте: скажите, что собираюсь без санкции Зубровку обыскивать, пусть не теряется сегодня где-нибудь, возможно, понадобятся или он сам, или кто-то из его замов. Мы машинку не дадим. Нету! Так что пусть и машину какую-нибудь ближе к обеду, к вечеру имеют под зад… под собой. Хорошо, Владимировна?
– Алексеевич, так сегодня же воскресенье. Кто и где сидит? Где мне их искать? Все люди как люди, отдыхают. Это вы, холостой, сами дома не сидите и людей гоняете по лесам сутки напролет…
– Владимировна! «Жасми-и-и-н!» Не засоряйте эфир. Во-первых: и я, и они все время на страже, а во-вторых, Владимировна, я еще не развелся, и пока, вроде, не собираюсь; да и шапка на голове вроде не поднимается. Так что и вам не скучать там, на вышке, и прокурору приятно с вами пообщаться. Удачи вам, «Жасмин»! Алексей бросил микрофон. Егеря на заднем сиденье одобрительно заулыбавшись, переглянулись: «Молодец, Алексеевич! Ледокол!»
Заскрипев тормозами, УАЗик остановился у маленькой железнодорожной станции Зубровка, состоявшей из двух бревенчатых домиков и дощатого склада. Невдалеке в снегу тонул забор крайней хаты одноименной деревни. Разминая ноги, егеря притоптывали у машины. Алексей отправился на станцию, где его уже ждали двое рабочих-обходчиков.
– Здорово, мужики! Тепло тут у вас, натоплено. Дровишек не жалеете!
– А, начальник! Дровишки-то у нас свои, «жэдэвские». Не намекай нам на свои, лесхозовские. У вас своя кормушка, у нас своя!
– Глядите-ка ты. «Кооормууушка»! Где это у вас такая? А? Я уже давно не инспектировал придорожную лесополосу. Видимо, придется. Сойдет снег – пройдусь ка я вдоль вашей железки, да и посчитаю пеньки. Насчитаю я вам, мужики-дорожники, столько пней, что и вправду на подножный корм перейдете или на баланду. Будет вам «Кормушка». Что притихли?
