– Почему вы так решили?
– Хорошо их знаю. На всем земном шаре не сыскать других таких худых красавцев. Я был по соседству с ними в сражении у деревни Позиер на Сомме и видел, как они дерутся. Мой бог! Отличные ребята! Конечно, время от времени и среди них попадаются уроды, но большинство из них похожи на Феба Аполлона.
Мистер Макканн по-новому и с уважением посмотрел на своего соседа, поскольку юноша вовсе не выглядел ветераном каких-либо сражений. Сам Диксон во время войны был горячим патриотом, хотя и не нюхал пороха лично, но многие из сыновей и племянников его знакомых прошли через армию и окопы, так что военная служба не казалась ему чем-то отвлеченным. Охоту на львов в Африке или на бандитов в Мексике он мог бы еще посчитать экзотикой, но танки и самолеты были теперь обыденностью во всем мире. Однако представить своего собеседника на поле хоть какого-нибудь сражения, даже самого небольшого, мистер Макканн определенно бы затруднился. Молодой человек, сидевший перед ним, был худым, высоким и немного сутулым; глаза у него были карие и, казалось, довольно близорукие, неопрятные волосы, как и почти сходящиеся над переносицей брови были черного цвета. На нем были бриджи из голубовато-серого твида, бледно-голубая рубашка с воротником и темно-синим галстуком – то есть, одежда в такой цветовой гамме, которая была слишком сложной, чтобы казаться естественной. Диксон посчитал бы его художником или корреспондентом какой-нибудь газеты, типажом для него знакомым и интересным. Но теперь получалось, что эту классификацию следовало пересмотреть.
– Значит, вы были на войне, – сочувственно сказал он.
– Четыре проклятых года, – с яростью в голосе ответил юноша. – Не желаю больше о ней слышать.
– Вы сказали, что этот молодой человек австралиец, – перевел тему Диксон. – Но мне всегда представлялось, что у австралийцев должен быть особый акцент, как у англичан.
– У них есть все виды акцентов, но вот голос их ни с чем не спутаешь. В их голосе есть солнце. У канадцев там холодный лед, а у вирджинцев масло. То же и у ирландцев. У британцев вообще нет голоса, словно с вами говорит телефон. Так что, если судить о людях только по акценту, то легко ошибиться. Вот вы, например, по-моему, шотландец, но с тем же успехом можете оказаться сенатором из Чикаго или бурским генералом.
– Я из Глазго. Меня зовут Диксон Макканн.
У него была слабая надежда, что это имя может сотворить с юношей такое же чудо, что и с тем торговцем в Килкристе.
– Боже, что за имя! – несколько грубовато воскликнул молодой человек.
– Это очень старое горское имя, – сказал Диксон с неудовольствием в голосе. – Оно означает «сын собаки».
– Что именно «сын собаки»: имя или фамилия? – Но тут молодой человек спохватился, что зашел уже слишком далеко, и приятно улыбнулся. – По сравнению с моим ваше имя очень красивое. Меня зовут вполне прозаично: Джон Херитидж.
– Это тоже красивое имя, – ответил Диксон более спокойно. – Оно походит на имя какого-нибудь поэта на обложке сборника стихов. С таким именем нужно и самому быть поэтом.
Молодой человек помрачнел.
– Оно даже слишком поэтичное. Это как Эдвин Арнольд, Альфред Остин или Данте Габриэль Россетти. У действительно великих поэтов имена односложные, как у Китса. Новый Шекспир, если он когда-нибудь появится, будет, вероятно, зваться Грабб или Джабб, если вообще не Джонс. Вот с таким именем, как у вас, у меня может быть шанс. Это вы должны быть поэтом.
