Я открыла глаза: со всех сторон возвышались скалы. Немного камней, кустов репейника и сухотравье. Впереди бодро шагали Кошон и Аэле. Юная невеста что-то рассказывала, энергично жестикулируя, отчего ее руки с розовыми кружевами на рукавах напоминали два птичьих крыла. Девушки смеялись.
Вокруг уже не было никакой осязаемой тьмы. Да, было чуть сумрачнее, в воздухе витал запах серы и тлена, но и только. Я обернулась к Слэйто, который продолжал держать руку у меня на плече.
– Откуда ты знал? Знал, что у меня будет этот… приступ и как с ним надо бороться?
Он улыбнулся своей обычной мягкой и слегка беззащитной улыбкой:
– Я же говорил раньше, что тоже был облучен магией. Когда я впервые зашел в Удел, у меня чуть сердце не заглохло. Я справился. И хотя чувство погружения остается, с каждым разом становится чуть легче.
– С каждым разом, – повторила я с ужасом. – Так ты часто бываешь в Уделах?
– Время от времени.
Он похлопал меня по плечу и поспешил за девушками. Аэле, беззаботно, словно ребенок, оставила свою лошадь возле него, и Слэйто покорно повел под уздцы обоих животных. Моя же лошадь пощипывала траву рядом и недоверчиво косилась на меня карим глазом. Я подмигнула ей и погладила по широкому лбу. Становилось все интереснее.
* * *
Кошон сколько угодно могла прикидываться смелой и отчаянной, готовой на любую авантюру, но под напором Аэле и она растаяла, словно масло в горячей каше, и теперь взахлеб рассказывала о своей жизни в маленькой деревне. О маме, местной ткачихе. О маленькой сестренке, которая серьезно заболела. Мы со Слэйто вполуха слушали этот наивный монолог, двигаясь за ней с Аэле.
Как и любая девочка, которая слишком рано решила, что она повзрослела, Кошон задумала содержать семью самостоятельно. В деревне это было тяжело, и, как тысячи непосед до и после нее, она отправилась на заработки в город. Но найти себе там применение так и не смогла: к ней грязно приставали мужчины, работать служанкой не получалось – а между тем отложенные матерью средства были на исходе. Когда она почти сдалась и пыталась наняться помощницей на небольшой баркас, занимающийся добычей краба, из родной деревни пришло письмо. Мать умоляла Кошон вернуться как можно скорее. Ее маленькая сестренка серьезно заболела, и хворь развивалась с пугающей быстротой. В доме требовались любые свободные руки. Пришлось Кошон увязывать вещи в узел и идти в горы. Да только путь до деревни по ближайшей дороге внезапно стал очень опасным. Поглощающий перекрыл самый короткий путь домой. Мы встретили ее, когда Кошон почти потеряла надежду найти попутчиков и собиралась с духом, чтобы войти в Удел в одиночку.
Сейчас она не выглядела напуганной, но это скорее была заслуга Аэле. Нам предстояло два-три дня пути по скалистой местности, в которой обитало существо, привыкшее убивать так же, как мы привыкли дышать. Тут было чего бояться даже вооруженной мечнице, что уж говорить о деревенской девчонке.
Дорога была довольно широкой и совсем не крутой. Однако длительное запустение и обвалы сделали свое дело: то тут, то там на пути попадались огромные валуны, словно скинутые рукой великана с неба. Верхом мы бы не уехали далеко. Не привыкшие к таким нагрузкам ноги степных лошадок, нагруженных поклажей и с наездниками на спине, вряд ли бы выдержали передвижение по острым камням и бесконечное петляние среди завалов. Животные, к слову, совсем не боялись Удела, как и наши болтушки. Их не тревожили ни запахи, ни ощущения. Меня же они переполняли, но я очень надеялась, что мои инстинкты подскажут мне, когда опасность приблизится. С той секунды, как мы зашли в Удел, меня не оставляло предчувствие надвигающейся беды.
