В городе он оказался таким же одиноким, как в пустыне, и попался в сети первой же привлекательной женщины, которая им заинтересовалась.
Руби Гранж, высокая и стройная, с волосами цвета, который, описывая алмаз, называют «секондкейп» – солнечный свет в бокале шампанского.
Теперь он дивился собственной наивности. Как он мог так заблуждаться, так легко попасть в ее сети? После свадьбы она перестала притворяться, обнаружив холодную расчетливую жадность, непреодолимое стремление к материальному благополучию и полную поглощенность самой собой – вначале Джонни даже не мог в это поверить. Месяцами боролся он с этим пониманием, пока больше уже не смог отрицать и с отчаянием смотрел на пустое эгоистичное мелкое существо, на котором женился.
Он отдалился от нее и всю свою энергию направил на работу в компании.
Это стало его жизнью, и тут же он понял, что это тоже полая раковина, и опустошила ее рука Старика.
Впервые в жизни ему пришло в голову, что все это – тщательно рассчитанная, садистская месть за невинный проступок подростка.
И, словно найдя спасение от этих ужасных мыслей, он заснул в кресле, и стакан выпал из его руки.
Якобус Исаак Ван дер Бил сидел в кожаном кресле перед рентгеновским аппаратом. Страх иссушил его лицо, оставив на нем трещины и провалы; оно было едва узнаваемо под сверкающей белой гривой.
Страх был и в его глазах, он шевелился в их глубине, как скользкое водное животное в бледно-голубом пруду. Со страхом, от которого стыли и немели члены, он смотрел на туманное изображение на экране.
Специалист говорил негромко, бесстрастно, как будто читал лекцию перед аудиторией.
– …охватывая щитовидную железу вот здесь и распространяясь вдоль трахеи.
Конец золотого карандаша указывал на призрачные очертания на экране. Старик с усилием глотнул. Казалось, пока он слушал, опухоль в его горле разбухла, его голос звучал хрипло.
– Операцию будут делать? – спросил он, и специалист прервал объяснение. Он взглянул на сидевшего за столом хирурга. Они обменялись виноватыми взглядами, как заговорщики.
Старик повернулся в кресле лицом к хирургу.
– Ну? – хрипло спросил он.
– Нет. – Хирург виновато покачал головой. – Слишком поздно. Если бы только вы…
– Сколько? – прервал Старик его объяснения.
– Не больше шести месяцев.
– Вы уверены?
– Да.
Старик опустил подбородок на грудь и закрыл глаза. В комнате воцарилось полное молчание, врачи с профессиональной жалостью и интересом смотрели, как он принимает собственный смертный приговор.
Наконец Старик открыл глаза и медленно встал. Он попытался улыбнуться, но губы не слушались его.
– Спасибо, джентльмены, – прохрипел он своим новым грубым голосом. – Прошу прощения. Мне предстоит многое организовать.
Он спустился ко входу, где его ждал «роллс». Шел он медленно, волоча ноги, и шофер быстро поднялся ему навстречу, но Старик оттолкнул протянутые к нему руки и сел на заднее сиденье.
Майкл Шапиро ждал в кабинете его большого дома. Он сразу заметил перемену и вскочил со стула. Старик стоял у входа, тело его, казалось, съежилось.
– Шесть месяцев, – сказал он. – Они дали мне шесть месяцев. – Он подошел к столу и опустился в кресло. – После того, как я им столько заплатил. – Он сказал это так, будто надеялся откупиться от смерти, а его обманули. Он снова закрыл глаза, а когда открыл, в них блестела какая-то хитрая мысль и все лицо стало напоминать лисью морду.
