Степа действовал быстро. Собрав черемховцев, он ничего не утаил от своих боевых товарищей, рассказав о том, как и где собирается ловить белых гадов, а потом вызвал добровольцев. Согласилось человек десять. Из них Косухин выбрал пятерых, велев каждому достать лыжи, харчей дня на четыре и быть готовыми к завтрашнему утру. Много людей брать не стоило – большой отряд в дороге не прокормить и не разместить на ночлег. Вшестером же Степа был готов справиться с десятком матерых офицеров, а не только с Лебедевым, Арцеуловым и парой физиков-химиков.
Ближе к вечеру его вызвал Венцлав. Выслушав короткий Степин доклад, он молча кивнул и усадил Косухина в автомобиль. Степа сразу же понял, что они едут к руинам особняка, и не ошибся.
…Взрыв не просто разнес дом – на месте особняка оказалась большая воронка с почернелыми краями, в которой лениво копались два десятка дружинников. Степа подумал, что найти что-либо в этом хаосе будет невозможно, но тут же сообразил, что не зря приехал. Венцлав указал на прокопанную дружинниками черную нору.
– Вот так, – усмехнулся он. – А вы говорили, Степан Иванович, что этого не может быть!
– Дела-а! – Косухин, покрутив головой, осторожно заглянул в черное отверстие. – А куда он, чердынь-калуга, ведет?
– Неважно, – пожал плечами краснолицый. – В любом случае их уже нет в городе. Так что, надежда на вас, товарищ Косухин. Когда выступаете?
– Утром. Нас чехи подкинут верст двадцать, а там – на лыжи и вперед, чердынь его…
– У Сайхена встретимся, – пообещал командир 305-го, что отчего-то чрезвычайно Степе не понравилось. И он даже не хотел думать – почему.
Арцеулов не катался на крестьянских санях с детства, когда ему приходилось бывать в деревне у дяди – известного адвоката, купившего небольшое имение в Калужской губернии. Имение сожги еще в 17-м, а дядя-адвокат умудрился летом 18-го подписать какой-то коллективный протест на имя начальника Петроградской «чеки» Урицкого, после чего исчез без следа. Ехать в санях было приятно. Можно укрыться меховой полостью, подложить под голову полевую сумку и закрыть глаза… Только сейчас Ростислав понял, насколько он устал за все эти сумасшедшие дни.
Он не уснул – сознание фиксировало и конское ржание, и тихий разговор Натальи Берг с Богоразом о преимуществах какой-то баллистической траектории по сравнению со всеми прочими, и редкие реплики Лебедева, по которым Арцеулов сообразил, что полковник понимает в математических хитростях не меньше, чем его ученые спутники. Ростиславу стало хорошо и спокойно. Он понимал, что это – только недолгая пауза, но был благодарен судьбе и за нее. Несмотря ни на что, ему потрясающе везло. Капитан вдруг понял, что его шансы дожить до дня рождения несколько выросли. Впрочем, если быть честным, то ненамного.
«Интересно, – подумал Ростислав, – успею ли я хоть что-то понять во всем этом? Перстень, странный чех, красноглазые собаки, тип в серой шинели, солдаты с синими изогнутыми крестами на шлемах, проект „Мономах“. Хорошо бы успеть…» Это будет, пожалуй, третье дело из тех, что осталось совершить в этой жизни – кроме необходимости дожить до февраля и смутной надежды на встречу с краснопузой сволочью, которой он обязан вернуть флягу…
…Остановились под утро в большом селе, название которого Арцеулов так и не узнал. Их ждали. Молчаливый хозяин поспешил завести коней во двор, и путешественники получили возможность передохнуть. Время подгоняло, но до темноты двигаться дальше было нельзя – в селе хозяйничал повстанческий отряд. Красных было немного, да и заняты они были вполне мирным делом – дегустировали местный самогон. Однако, Лебедев и Арцеулов, посовещавшись, решили все же не рисковать. Полковник рассчитывал, что дальше начнутся малозаселенные места, где можно будет нагнать упущенное.
