– Пойдёмте в дом, – позвала Бетси.
В январе в небе над Гонконгом появились американские бомбардировщики. Завязались воздушные бои. Мы наблюдали и молились.
– Смотрите, какой дым!
– Это в Тайку.
– Японские склады горят! Молодцы ребятушки!
Недалеко от лагеря находилась пулемётная станция. «Они не имеют права держать огневую точку рядом с таким скоплением людей. На крышах должны быть начертаны белые кресты, чтобы лётчики распознали лагерь», – говорили сведущие.
В 8.15 утра 5 января мы завтракали, когда прогремел сильнейший взрыв. В доме повыбивало стёкла, предметы попадали со своих мест. Люди кричали. Мы выскочили на улицу и увидели, как пылает соседнее бунгало.
В те дни у Мишкиного папы было много работы, он вырезал надписи на четырнадцати могильных камнях.
Зарядили дожди, настроения ни у кого не было.
– Давайте сами выложим из камней белые кресты, – предложил Николас. – Пойдём-ка, Айрин, соберём камешков для вашей крыши.
Все спорили, что одного большого креста будет достаточно, чтобы лётчики не нанесли удар, но Николасу хотелось обезопасить наш дом. Мы с ним спустились к пляжу; я промокла под дождём и капризничала:
– Они, когда мокрые, – все серые.
– Ничего подобного, надо только сделать усилие, и тогда заметишь, как много белых вокруг.
Я делала вид, что присматриваюсь, а сама набирала любые, только бы скорее вернуться в дом. Николас смешно поскальзывался в своих неуклюжих башмаках с подошвой, сделанной из автомобильной шины, но собирал по-честному.
Наша крыша была слегка покатой, и камни можно было уложить между черепицей. Николас полез наверх.
– Айрин, сходи пока за кипятком, у меня зуб на зуб не попадает. Напоишь своего друга чаем.
– Вам из Дарджилинга или из Нилгири, сэр? – поинтересовалась Бетси.
– О, что Вы, леди, только с берега Стэнли, с вершин австралийской сосны.
– Ты там аккуратнее на своей вершине! Скользко.
За кипятком стояла очередь, я встретила Мишку, поболтали.
– Ну я побежал, а то у нас с отцом сейчас одна пара обуви на двоих, мои истёрлись и малы, а кожу найти не можем.
– Беги.
Чайник был тяжёлым, но от него шло тепло, согрелись руки и ноги. Над кустами показалась наша крыша с крестом, Николас успел закончить. Я поторопилась.
У дома стояла толпа. Я подумала – пришли посмотреть на крест, подошла поближе и увидела, что Александр накрывает брезентом кого-то лежащего на земле.
Брезентовый холмик получился совсем невысоким, можно было подумать, что там лежит что-то плоское. Справа из под грубой ткани торчала очень худая нога в огромном башмаке с подошвой из шины.
Дальше ничего не помню. Очнулась я через несколько дней в лазарете, рядом были Бетси и Александр. Бетси почему-то – в белом халате и косынке с красным крестом. Похудевшая, с ввалившимися глазами, красивая как-то по-новому.
– Иринка! Моя дорогая! – она целовала мои ладошки.
– Ты была здесь со мной?
– Да. Я теперь всё время буду здесь, – она указала на крестик на своей косынке. – Будешь помогать?
– Буду.
Когда я смотрела на неё, привыкая к новой, ещё незнакомой Бетси, она отводила глаза, словно боялась вопроса. А я хотела спросить, но тоже боялась. Наконец она решилась:
– Иринка, ты помнишь, что произошло?
Я покачала головой, боясь расплакаться.
– Хочешь увидеть, где его похоронили?
– Да.
– Там хорошо. На холме, море видать, как будто ты птица. Будет наблюдать свои тайфуны.
Я притянула Бетси к себе и заплакала. Первый раз с того момента, как потеряла родителей. Меня учили, что плакать при посторонних – дурная манера.
