Если же ораторы, защищавшие законопроект, действительно являются сторонниками условного осуждения, то гр. Бобринский 1 советовал им отказаться от крепости, от политической окраски. «…если вы установите принцип условного осуждения – это будет полезный шаг в деле уголовного производства. Но, гг., если вы проведете закон так, как он вносится комиссией, то это будет мертворожденная мера, которая оправдывается политическими партийными целями, но не благом государства».
Инцидент с еп. Митрофаном
Вернемся к речи еп. Митрофана. Приветствуя сам принцип условного осуждения, владыка от лица своей фракции выступил против распространения законопроекта на крепость, рассказал о случаях политических убийств священников в его губернии и назвал милосердие к политическим преступникам сентиментализмом и лицемерием.
Сторонники поправки о крепости, особенно левые, пришли в ярость.
«Мы слышали, гг., – говорил Гегечкори, – сегодня из уст представителя Христа, наместника Христа, вместо проповеди любви, всепрощения, проповедь, клокочущую злобой и ненавистью; мы видели, гг., сегодня, как еп. Митрофан из политических побуждений, из чувства ненависти к своим политическим противникам забыл все, забыл о том, представителем кого его считает население; мы видели, что еп. Митрофан забыл, что он прежде всего епископ».
Караулов напомнил эпизод с митр.Филаретом и д-ром Гаазом: митрополит сказал, что невинно осужденных не бывает, Гааз возразил, что его собеседник забыл о Христе, на что митрополит ответил, что сейчас, наоборот, Христос о нем забыл. Оратор назвал вл. Митрофана «забывшимся клириком», который дал повод социал-демократам бросить упрек и себе, и православной церкви.
Гр. Беннигсен щегольнул цитатой из блж. Августина, где говорилось о милосердии, свойственном христианским правителям.
«Если глава церкви говорит, что нужно мстить, а не прощать, – спрашивал Кропотов, – то как же будут понимать это дело простые смертные?».
Больше всех сказал Гулькин, в речи которого, как обычно, нашла выход двухвековая старообрядческая неприязнь к представителям господствующей Церкви. Оратор поставил владыке Митрофану в пример святителей Амвросия Медиоланского и Иоанна Златоуста, которые заступались за народ перед правителями. Гулькин напомнил слова Спасителя, что прощать нужно до седмижды семидесяти раз, владыка же Митрофан «не хочет и один раз простить». Что до убитых священников, то они сами виноваты, что вступили в союз русского народа: «Если хочет владыка Митрофан и священники, чтобы народ их любил, то они должны прежде сами полюбить народ и тем показать пример людям, и не ввязываться в ту партию, которая не по совести служителю церкви. Спаситель наш Иисус Христос ни к какой партии не принадлежал. Это дело гражданское, дело Правительства, а не дело священников». Левые то и дело смеялись во время этой тирады.
Сам владыка отсутствовал при этих речах и потому ответил не с кафедры, а через газеты. Он объяснил, что мы обязаны прощать обиды, причиненные лично нам, но не можем распространять такое прощение на лиц, угрожающих безопасности наших ближних. «Едва ли можно сказать преступнику, покушавшемуся на ниспровержение общественного строя, организовавшему преступные сообщества и нисколько не раскаивающемуся: иди и впредь делай так же. Пусть скажет это кто-либо другой, а я не скажу и думаю, что, так поступая, я не сделаю чего-либо несоответствующего моему званию».
