Олег Вещий – Орвар-Одд. Путь восхождения - страница 2

. К началу XII века этого уже не помнили, и Сильвестр довольно расплывчато определил его как “суща от рода” Рюрикова. Впрочем, к этому времени забыли и о других представителях княжеского дома, например племянниках (а значит, также братьях и сестрах) Игоря и Ольги, упомянутых договором 944 года и Константином Багрянородным. Имена некоторых из них – Игорь, Володислав, Предслава, Улеб, Якун – сохранены договорами. Но из всего довольно многочисленного в середине X века рода (Константин, например, упоминает восемь родственников и шестнадцать родственниц Ольги) могли уверенно указать только на всё тех же избранных персонажей византийских хроник, что и Иларион: Игоря, Ольгу, Святослава» (Толочко, 2015, с. 44–45).

Олег или Ольг – это имя встречается нам часто на страницах ранней отечественной истории, равно как и Игорь (да и Святослав). Из ближайших к нам Игорь Ярославич (ум. 1060), сын Ярослава Мудрого. Между тем, как в случае с Рюриками, это, увы, не густо, хватит пальцев одной руки для пересчёта и ещё даже лишние пальцы останутся! Это имя в родословной князей Руси появится снова лишь спустя два столетия после смерти того самого варяга Рюрика, словно бы неожиданно вспомнили. (Почему так, мы объясним в разделе 2, когда речь пойдёт о родословной Орвара-Одда, мы ещё вернёмся к этому интересному моменту.)

Если продолжить за А.П. Толочко, у Олега Святославича (ок. 1053–1117) – внука Ярослава Мудрого и сына черниговского и затем киевского князя Святослава Ярославича – будет внук, и тоже Олег Святославич (ум. 1204), а также и сын Игорь Ольгович (ум. 1147). В честь уже этого Игоря из рода Ольговичей будет назван сын Святослава Ольговича, памятный всем по «Слову о полку Игореве» – Игорь Святославич (1151–1201).

Будут Олеги да Игори и в роду рязанских князей.

Просто малоубедительная гипотеза Комаровича о Роде как о домовом по понятным причинам не понравилась Борису Александровичу Рыбакову, у которого на этот счёт было своё, не менее спорное, как сегодня понятно, мнение. И он жёстко среагировал на то, что задевало его собственные построения. Но вместе с этим, увы, вначале отринул и здравые идеи, чтобы, как мы увидим, всё-таки вернуться к ним годами позже.

Наконец, к вопросу о ранних воззрениях Б.А. Рыбакова приведём слова из уже упомянутой его книги «Киевская Русь и русские княжества IX–XIII веков»:

«…В русской летописи Олег присутствует не столько в качестве исторического деятеля, сколько в виде литературного героя, образ которого искусственно слеплен из припоминаний и варяжских саг о нем. Варяжская сага проглядывает и в рассказе об удачном обмане киевлян, и в описании редкостной для норманнов-мореходов ситуации, когда корабли ставят на катки и тащат по земле, а при попутном ветре даже поднимают паруса. Из саги взят и рассказ о предреченной смерти Олега – “но примешь ты смерть от коня своего”[3] (выделено нами. – Авт.).

<…> Поразительна неосведомленность русских людей о судьбе Олега. Сразу после обогатившего его похода, когда соединенное войско славянских племен и варягов взяло контрибуцию с греков, “великий князь Русский”, как было написано в договоре 911 года, исчезает не только из столицы Руси, но и вообще с русского горизонта. И умирает он неведомо где: то ли в Ладоге, где указывают его могилу новгородцы, то ли в Киеве…

Эпос о Вещем Олеге тщательно собран редактором “Повести временных лет” для того, чтобы представить князя не только находником-узурпатором, но и мудрым правителем, освобождающим славянские племена от дани Хазарскому каганату. Летописец Ладожанин (из окружения князя Мстислава