Из кухни выходит Кейвориха. Она слышит их беседу.
– Олежка, а может, ты девочка? – спрашивает она и хитро так улыбается.
Этот вопрос застаёт его врасплох. Он немного растерян, но отвечает бойко.
– Нет, я мальчик.
Он оглядывается по сторонам, словно ища поддержки. Но рядом никого нет. Брат в школе, бабуля ушла в магазин.
– А почему ты так решил? А вот мы тебя оденем в платьице, сделаем косички, хотя волосы у тебя пока не очень длинные. Но ничего, мы попросим, чтобы тебя не стригли, пока они не отрастут. И бантики вплетём. А звать будем не Олежка, а Олюшка – разница то небольшая.
В голове у него наступает замешательство. Что-то здесь не так. Неужели всё так просто – переодели, и ты уже девочка? Ответ должен быть, и он где-то рядом, чёткий и недвусмысленный. Но он не может его пока нащупать. Не может быть такого, чтобы родители его так долго обманывали. Да он и сам чувствует, что девочки – это не про него. К куклам и тряпкам его совершенно не тянет, и игры девичьи мало интересуют. Совсем другое дело – запускать самолётики со звёздами на крыльях, сделанные из тетрадных листков, и стрелять из рогатки. Хотя Анька Ефимова из их группы недавно, словно заправский хулиган, камнем высадила стекло в их столовой. И свалила всё на Петьку Савкова. Тоже мне, нашла, на кого – кто ж ей поверит! Он и мухи то не обидит, потому что жуков из чужих секретов тоже выпускает.
– Девчонки все плаксивые и любят ябедничать. А разве я жаловался вам на Лариску когда-нибудь?
– А что она тебе такого сделала, наша детка? – Кейвориха делает глаза круглыми, жёсткими и кусачими, готовыми испепелить этого дерзкого мальчишку. – Она у нас ангел!
– А ты сам разве не хнычешь, когда тебя гулять не отпускают? – вставляет ехидно Лариска. Этим она пытается пресечь его возможное разоблачение, грешки за ней тоже водятся. Но у него и в мыслях нет сдавать её, хотя, и не мешало бы. – Может, ты и вправду девочка?
Видимо, её тоже забавляют его неуклюжие попытки определить свой половую принадлежность. Она на два года старше и уже кое-что в этом понимает.
Олежка пятится к дверям своей комнаты. И что это они на меня ополчились? Он осторожно приоткрывает дверь и под насмешливые взоры соседей протискивается в своё убежище. Там он переводит дух. Какая я им девочка! Как будто сами ничего не смыслят в этом. Но зёрна сомнения уже посеяны в его голове, и он пытается отыскать надёжные доказательства своего мальчишества. Кстати, теперь он понимает истинный смысл этого слова.
Спрашивать у бабули, кто же он на самом деле, он не решается. Ответит какой-нибудь прибауткой, которых у неё пруд пруди, а ты пойди, разберись, что она имела в виду. А для начала ещё потребует объяснять, с чего бы это у него появился такой странный вопрос. Говорить про соседку не стоит, она её категорически не переваривает, о чём так и говорит всякий раз, возвращаясь с кухни. Он понимает, что это у неё такое образное выражение, в котором проявляется её поварской опыт. Она всегда огорчается, если что-нибудь переварит, даже немного. Говорит, что от этого блюдо портится окончательно и бесповоротно. Вот и с Кейворихой она почти не общается, и заговаривает с ней только по необходимости. Видимо, боится испортить её полностью, потому, что та быстро закипает. Поэтому в сегодняшний разговор её лучше не посвящать – это лишний повод для скандала. А скандалы ему не по душе, после них у бабули надолго портится настроение.
