Тут Голуба испуганно моргнула и спешно замотала головой.
– Всё ж князь Киевский, а не бродяга какой, – продолжал Яромир. – Да и хлеб я с ним преломил, так, что и намекнуть не могу. А свадьбе князь не помеха, свадьбу играйте, князя приглашу гостем почетным. Небось, не у всякого на свадьбе князь Киевский в гостях, – Яромир лукаво прищурил глаз.
– Раз ты так думаешь, воевода… – с задумчивым сомнением протянула Голуба.
– Не думаю, а уверен. И горячим на пиру князь себя сам обеспечит, да ещё и сельчан попотчует, на ловитвы-то каждый день выезжает, кабанчика иль олешку какого-никакого завалит. А может ещё и дары твоей Малинке обломятся от княжьих-то щедрот. Ну, что успокоил я тебя, Голубушка?
– Как от сердца отлегло, воеводушка. Побегу, скорее Малинку обрадую, а то уж дурёха все глаза выплакала, будто навек в девках останется, – обрадовано выдохнула Голуба, вскочила с лавки и выбежала во двор.
– Вот девки глупые, днём раньше, днём позже – какая разница? – добродушно проворчал ей вслед Яромир.
Собирались недолго – свадьбу назначили на послезавтра и весь последующий день от зари до зари и утро дня торжественного проходили в приготовлениях. Во всех дворах сельчан что-нибудь пеклось, жарилось, варилось, настаивалось к свадебному пиру. Томила поехал на телеге в соседнее село, где проживал волхв Рода, творящий семейные обряды. Для Малины истопили баню, она окончательно должна была смыть с себя девичью жизнь, и, умерев для Рода отцова, вновь родиться для Рода Мужнего.
Яромир распорядился вынести из гридницы длинные столы и лавки и расставить их за воротами села, на поляне, где росло одно единственное дерево – старая раскидистая берёза. Вокруг неё волхв поведёт молодых, соединяя две половинки в одно целое.
У столов на поляне вовсю кипела работа. Туда-сюда сновали сельчане, что-то приносили, раскладывали, накрывали, расставляли. Руководила всем пожилая и опытная сваха Велимудра. Произведя какие-то нехитрые подсчеты, она подозвала к себе Ольгу, усердно участвующую во всей этой праздничной суматохе, и подробно объяснила, какой и сколько не хватало на столах посуды. Ольга кивнула и послушно отправилась в воеводину избу, разыскивать требуемое.
За Ольгой увязался вызвавшийся помочь восьмилетний сынок Томилы, Любим, что был ей за младшего братишку. Когда Ольга с Любимом зашли на воеводин двор, мальчишка решительно ухватил Ольгу за руку.
– Постой сестричка, я сейчас тебе кое-что покажу, дивное, – загадочно сообщил Любим.
– Некогда, Любим, потом покажешь, – отмахнулась Ольга
– Да я быстро, – и не дожидаясь ответа, потащил Ольгу по направлению к поленнице, за которой обнаружилось настоящее сокровище – два меча, по виду совершенно боевых, только размером меньше и вырезанных из дерева.
Тут надобно заметить, что мнил себя Любим в отроках на заставе и вовсю к тому готовился. Стрелял из самодельного лука, бился с дружками на палках, воображая сии подручные средства то мечами, то секирами, то палицами. А спрятанное за поленницей сокровище три дня назад привез Любиму воевода Яромир, и будущий грозный гридень ну никак не мог с ним наиграться, тем паче, что при матери с отцом особо не решался, сокровище хоронил, остерегался – вдруг отберут.
– Сестричка, милая, давай поратимся, – Любим просительно заглянул Ольге в лицо. Ольга всегда была ему первой подружкою и наставницей в подобных забавах.
