Да, три дня меня не спасут. Нужно что-то придумать. Я обещаю передать Тавади информацию и отключаюсь. Но сочинять ничего не пришлось: умница Лиза наотрез отказалась улетать в Москву. Недоношенного малыша нельзя было транспортировать.
Постоянная занятость делами Лизы отодвигает на время мысли о подмене детей. О чем Тавади разговаривал с наркоманкой, я не знаю: на второй день она выписалась из роддома и исчезла из поля зрения. Я не волнуюсь, потому что ее ребёнок тоже пролежит ещё долго в роддоме, откуда его никто не сможет забрать даже на день.
Решив, что с этой проблемой я разберусь позже, погружаюсь в насущные дела: вызываю клиринговую компанию для уборки Лизиной квартиры, помогаю ее матери упаковывать вещи в контейнер, занимаюсь похоронами.
Они проходят по-деловому. Сослуживцы Игоря прощаются с ним сухо, босс нервничает и поглядывает на Лизу, а она стоит, превратившись в камень, и смотрит в одну точку. И вдруг во время прощания с телом она оживает и кричит. Ей показалось, что муж шевелится. Я бросаюсь к ней и увожу от гроба. Ее взгляд становится осмысленным, и больше за весь день она не проронила ни слова.
Месяц пролетает незаметно. Босс курсирует между роддомом и отелем, где понемногу начинает заниматься делами, я в основном на подхвате. Прежней близости между нами нет. Приказы он отдаёт сухо, бесстрастным голосом, в мою сторону не смотрит. Часто бывает раздражён и срывает на мне зло. Одно радует: Чаки нигде не видно, возможно, вернулся в Москву.
– Кирилл, зайди ко мне, – зовёт меня босс после похорон. Я молча иду следом на ним в номер. Останавливаюсь у дверей, жду приказа. – Садись, разговор есть.
– Слушаю.
– Пора возвращаться домой, как считаешь? Ты ещё по матери не соскучился?
– Я взрослый мальчик.
– Не бурчи! Разве ей не нужна помощь?
– Нет. Мы каждый вечер созваниваемся.
– Короче, перевозить будем Лизу вместе с ребёнком, – его лицо мрачнеет, губы сжимаются в нить: злится. – Значит, ты должен полностью оборудовать самолёт аппаратурой.
– Может быть, проще обратиться к санитарной авиации? У них уже все есть на борту.
– Мысль хорошая, но оставь ее при себе. Звони Василенко, я сам буду разговаривать.
– А врачи уже выписывают Лизу? – пытаюсь увести босса от этой идеи.
– Пока, нет! Но это не важно. На подготовку нужно ещё неделю-две. Звони.
Приходится набирать номер. С нетерпением жду ответа, но Тавади легко договаривается о самолете.
– Я могу идти?
Спрашиваю и угрюмо смотрю на босса. Сейчас меня терзают противоречия. Понимаю, что ничем не могу помочь Лизе, да и вряд ли сейчас она захочет оторваться от покровителя, который взял ее и ребёнка под широкое крыло, и ем себя поедом за слабость и зависимость от этого человека.
– Погоди. Есть здесь одно незавершенное дело. Найди мне ту наркоманку.
Заметив мой удивленный взгляд, он напрягается и нервно щёлкает пальцами, хотя обычно не позволяет себе подобных вещей.
– Хорошо. Ей что-то передать?
– Скажи, что я интересуюсь ее здоровьем и напоминаю о долге. И ещё, после того как она выполнит обещанное, предай ей это, – он протягивает мне свёрток.
Ничего не понимая, я сажусь в машину и заглядываю внутрь бумаги – деньги и пакетик с белым порошком. Не слишком много, но на несколько доз вполне хватит.
Усмехаюсь, совсем босс не ценит услуги наркоманки. Что ж, наконец-то я узнаю, что случилось той ночью.
Я еду по адресу, указанному в документах. Навигатор приводит меня на окраину, где стоят кривые бараки ещё сталинских времён. Как могли сохраниться такие развалюхи, не знаю, но то, что здесь живут только пропойцы и наркоманы, не сомневаюсь. Неужели босс хочет, чтобы ребёнок Лизы сгинул в этих ужасных условиях? Мурашки бегут по спине. Нужно что-то делать. На что?
