— Ты чего смеешься?
— Ничего, — оборвал свой нервический маньячный смех.
Я гребаный псих, потому и смеюсь.
Оказывается, что бороться с кем-то намного легче, чем с самим собой. Но дал обещание Славе, что не стану контролировать и бросаться запретами, так нужно исполнять. Даже если меня мои мысли доведут до психбольницы или инсульта.
Мы вышли из машины, я остановился и закурил. Слава не поднялась в квартиру, встала со мной рядом. Не любит курение, в квартире строго-настрого запретила дымить, да я бы и не стал ей здоровье гробить пассивным курением, хватает и того, что свои легкие убиваю. Но Слава частенько выходит со мной на балкон, становится против ветра, пока я курю, и также молча возвращается домой. И мне это нравится. Вот и сейчас стоит, голову задрала и смотрит на питерское небо из двора-колодца, а я выпускаю дым.
— Большая Медведица, — зачем-то ткнул пальцем в небо. — Красиво?
— Это не Большая Медведица, — расхохоталась Слава. — Но попытка засчитана.
— Думал сказать, что подарю тебе Луну, но ее из этого двора не видно, — выкинул окурок, но в дом идти не хочется. Прижал Славу к себе. — Хотела бы такое от меня услышать?
— От тебя я таких слов не представляю. Это что-то из разряда «вашей маме зять не нужен?»
— И о чем же ты тогда думала, вглядываясь в небо? — прошептал, прикусив ушко, выглянувшее из-под шапки.
Сдохну без нее. Вот же засела в моем сердце!
— О чем я думала? О том, что темнота — друг молодежи.
— И в темноте не видно рожи?
— Типа того, — снова тихо и беззаботно рассмеялась Слава. — Хреновый из меня романтик.
— Не хренкай мне тут. Ругаться можно мне.
— Ах, пардоньте, сударь.
— Пардоню. И, кстати, про молодежь — это ты у нас молодежь. Я — давно уже нет.
— Вообще-то, по новым данным, молодежь — люди до сорока четырех лет, если я не ошибаюсь, — заспорила Слава. — Некоторые с внуками уже нянчатся, и все еще молодежь.
— Эту хрень придумали британские ученые? Они вечно что-то подобное вещают, — поцеловал ее в аппетитные губки.
Иногда я себя ненавижу. Как можно так повернуться на другом человеке? Как, блядь? Крови общей у нас нет, чужие, знаю Славу мало, но запал. Она красивая, очень красивая, и милая, и обаятельная, и сексуальная. Но ведь видел я женщин красивее, милее, и в постели они выделывали то, от чего Слава краснеет, а иногда и отказывается пробовать. Но на них просто член вставал в нужный момент, а её люблю. И, зная самого себя, отчетливо понимаю — любить буду всегда.
Это пугает. Любого мужика такая зависимость бы в ужас привела. Все же, женщины — продажный народец, за свои годы я это уяснил четко. А в Славе я этого не вижу. Да, деньги она мои берет, и тратит, и меня это только радует, но я уверен — она бы и без них прожила. И без двухуровневой квартиры. И без дорогого шмота. Если бы я не смог ей все это дать — она бы не обвиняла. От этого меня кроет еще сильнее, но как же я ненавижу эту свою помешанность на ней.
Кажется, это женщины слышат звон свадебных колоколов, когда с мужиком встречаются? В чем-то я и сам баба, раз после такого недолгого периода уже нацелен на совместное будущее. И даже на днях сделал шаг, который обратно не отыграть.
— Слав… я дом купил.
— Дом? — растерялась она.
— Да. Тебе не говорил, сам выбрал. Двести пятьдесят семь квадратных метра, два этажа, парковка и бассейн. В Озерках. Вид прямо на озеро из окон. Хотел попозже рассказать, после премьеры тебя отвезти, но не выдержал. Дом не отделан, сразу говорю, был вариант заказать всё на свете, но мне бы хотелось, чтобы ты этим занялась. Выбери дизайн, обои, мебель. Всякие рюшечки и прочую хрень. Это наш дом.
