— Мам, успокойся, — я встал, уступая ей место на кушетке. Скрутил пробку с бутылки воды и вложил в трясущиеся руки. — Сейчас сама окажешься в соседней палате с настоящим приступом.
— Пьеса? — тихо спросил отец, как никто знающий способности своей матери.
— Хуже…
— В двух актах? — он закатил глаза. — Что, даже траур на лице рисовать?
— Рисуйте сразу два! — рассмеялась Вера, прекрасно слышавшая наш разговор. Не понимала ничего только мама, всерьез перепугавшаяся за свекровь. — Меня Вера зовут, я сестра Вадима.
— Ой, Верочка, — мама растерялась и похлопала по плечу мелкую. — Прости наше невежество. Очень приятно познакомиться.
Дверь в палату, естественно, самую лучшую в клинике, открылась, откуда вылетел красный как рак Абрамзон. Он отмахнулся и быстрым шагом засеменил в сторону своего кабинета.
— Не выпишу, даже не просите! — рыкнул он, чуть оборачиваясь. — Затыкаю капельницами и изведу анализами. Вокруг этой симулянтки полбольницы прыгает!
— Гребаный экибастуз, — выдал папа.
— Саша! — вспыхнула мама и впорхнула в палату.
— Так довести может только мама. Ну? Что случилось?
— Так, ладно, — Вера всплеснула руками и засобиралась. — Мне пора. Ещё в пару мест надо. Приятно было познакомиться.
— Пока, Вер, — привычным жестом дёрнул за волосы и махнул рукой.
— Раюша, не забудь, что вечером прилетает Гора, я забронировала столик в ресторане. Чур, бабушку взять, а то вы скучные…
Вера убежала, рассыпая лёгкий смех по коридору.
Мы с отцом вошли в палату, где разворачивалась трагедь. Бабушка стонала, прижимала руку к груди и извивалась, будто змея.
— Ну? Домой, или будешь терпеть капельницы? — отец взял с тумбы оставленные врачом бумаги и стал вчитываться. И по мере прочтения лицо его становилось красным, как у Абрамзона.
— Вы хотите, чтобы я умерла! Этого добиваетесь, да?
— Мам, ну что ты говоришь? Саша, уймись, видишь,ты её нервируешь? Денис, а ты сядь, не мельтеши.
— Что ты на меня волком смотришь? Можно подумать, это я наговорила кучу гадостей. Рассказать родителям? Рассказать? — пыхтела старушка, так и норовя швырнуть в меня чем-то. — Саша! Твой сын дерзок, груб и аморален! Такое сказать про Лизоньку!
— Мам, — отец закатил глаза, поняв, из-за чего сыр-бор. — Все в городе знают, что Муратова твоя – знатная прошмандэ. Даже её семья уже смирилась, преподнося ветреность дочери как изюминку и пытливость молодой души. Одна ты ей корону полируешь.
— Что? — бабушка побледнела и рухнула на ворох подушек, практически утопая в них. — Что ты сказал?
— Марта Денисовна, ну это же мужчины. Им свойственны бескомпромиссность и резкость суждений. Ну танцевала девочка в стриптизе, так это её дело, — мама,сама того не понимая, дорывала начатую мной могилу. — Да и при чем тут Муратова?
— А Ба меня решила женить на ней, — я сел, достал сигарету и стал крутить её в пальцах, пытаясь сосредоточиться. — Говорит, что это самая приличная партия. Что думаешь, мамочка? Сладите? А мне костюм какой на торжество подобрать? Намасленного Тарзана в кожаной портупее, или просто писюн леопардовой шкуркой прикрыть?
Родители молчали, постепенно понимая суть произошедшего. Они просто отвыкли… За двадцать лет моего отсутствия бабушке Марте некого было воспитывать. Отец пропадал на работе, а у мамы был врождённый иммунитет к её театральным постановкам, наверное, поэтому той и не удалось их развести, когда папа привёл маму знакомить с семьёй. Родители одновременно опустили глаза в пол, даже не пытаясь влезать в наш разговор.
