– Будь умницей, Даня. Теперь ты вместо меня. Помогай маме и не давай ей грустить.
– Ты будешь звонить мне? – шепчет сбивчиво.
– Обязательно.
– А писать письма? Настоящие. Бумажные.
С улыбкой обещаю слать письма на бумаге, пусть мы оба знаем, что в наше время это странно, но я готов исполнить любой каприз любимой сестрички. Ещё один круг объятий, тёплые слова поддержи и любви, поцелуи и рукопожатия, и я поднимаюсь по ступеням поезда. Закидываю рюкзак на верхнюю полку купе. Киваю в знак приветствия парням, с которыми нас ждёт общая дорога, и выхожу в коридор помахать на прощание родным, ведь мы с ними не увидимся двенадцать бесконечных месяцев. Улыбаюсь, махая рукой, а за рёбрами крупная дрожь по органам и нервам идёт.
Поезд трогается. Смотрю сквозь стекло, пока силуэты не смазываются, превращаясь в крошечные точки, а потом и вовсе скрываются за поворотом. Поворотом новой стези, ведущей в пугающую, но всё же манящую неизвестность.
Глава 1
Есть в ней что-то такое… притягательное
– В увал сваливаешь? – бубнит недовольно Гребенский.
– Угу. – мычу, застёгивая китель.
– Мудила. – отбивает тот с завистью.
Расхожусь громким гоготом, выкатив сослуживцу пару факов.
– А вот нехер было шаверму без палева брать. Отвалил бы дневальному "откат", он бы тебя не сдал. Блядь, Гера, восемь месяцев на срочке, а мозгов хуй ма.
Приятель лениво скатывается со своей койки, готовясь вместо заслуженного увала заступать в не заслуженный, по его мнению, наряд.
– Так у меня бабосов было только на одну! – отсекает, передёрнув плечами.
– А то ты не знаешь, у кого в долг взять. – подтрунивает Нимиров с верхней полки, свесив вниз голову.
– У тебя хуй чего возьмёшь. – продолжает изливаться тоской Герман.
– Хуй как раз-таки можешь взять. В рот. – ржёт придурок.
– Эй, пидарские темы тормозите. – бросаю, сдерживая ухмылку.
Когда восемь месяцев проводишь исключительно в мужском коллективе, рождаются соответствующие шуточки и подколы. Услышь их гражданские – как нехер делать, открестяться, приняв за голубых. Раньше столкнись с подобным, и сам в ахуе был бы, но теперь уже свыкся.
– Так как их бросить, если бабы только снятся? – тарабанит Сеня, соскакивая вниз.
– Проститутку снять. – обрубаю, лишь мельком бросив на него взгляд.
– У Герыча денег, даже на шаверму нет, а то на шлюху найдутся. Как же. – откровенно стебётся, хлопнув обречённого на тумбочку и голод друга.
– На хуй свали.
– На хуй твоя жопа…
Остальное уже не слушаю. Приложив пальцы к козырьку кепки, салютую пацанам и выруливаю из комнаты. Покинув казарму, наращиваю скорость, желая поскорее вдохнуть долгожданную свободу и свежий воздух Владивостока вместо провонявшегося потом, спёртого и удушливого кислорода, стоящего в стенах здания, ставшего домом на этот год.
Поначалу армейская жизнь угнетала и давила, но я быстро привык, а потом уже и втянулся. Парни мало чем отличаются от моих братьев, разве что старше. А мозгов не многим больше. Вечно срутся и устраивают махач при любом удобном случае. Разнимать обычно приходится мне, а заодно и проводить профилактические беседы. За это и заслужил доверие сначала взводного, а после и ротного. Благодаря их хорошему отношению ко мне удаётся ходить в увалы чаще остальных, а иногда и на ночь оставаться в городе. Сегодня как раз такой случай, когда могу не возвращаться в казарму, зависнув с ночёвкой у лучшего армейского друга – Пахи.
