Утром все навеселе. Поддерживаю шутки смехом. Кажется, я начинаю понимать, почему Фурия ведёт себя так, будто ей на весь мир похую. Вот в чём заключается игра: прятать внутренний пиздец, никому не показывать, что происходит у тебя на душе. Достаточно и того, что Пахан в курсе.
– Во сколько там сеанс? – выбивает Гера.
– В четырнадцать сорок.
– Есть планы, что делать до этого времени? – толкает Макей.
– Жрать! – во всё горло оповещает Ванёк.
После кафехи, убивая время, прогуливаемся по одному из проспектов Владивостока, поглядывая на синюю полосу залива вдалеке. Пацаны присвистывают и вываливают глазные яблоки, стоит пройти мимо хоть одной симпатичной девчонке. К некоторым откровенно пристают. Нимирову даже удаётся выбить у одной номер телефона.
– Как с голодного края. – гогочет Макеев, когда сослуживцы дружно поворачивают головы на высокую брюнетку в коротком белом платье.
– А ты не пизди, Макей. К тебе вон какая красотка заезжала на днях.
С моего лица сползают все краски. С Пахиного улыбка. Глаза сужаются. Он заталкивает руки в карманы армейских брюк и передёргивает плечами.
– Есть такое.
– Ты так и не сказал, кому душу продал, чтобы она к тебе попала.
Друг бросает на меня быстрый взгляд и отводит глаза в сторону. Блядь, неужели всё настолько очевидно? Я не говорил, что у меня к Кристине, но он будто и так знает. Сначала Гафрионов, теперь Макей. Кто ещё в теме, что я помешался на Фурии? Окидываю парней настороженным взглядом, но они не обращают на меня никакого внимания, продолжая расспрашивать Паху о Царёвой. Незаметно сглатываю плотный нервный ком и перевожу потерявшее стабильность дыхание. Как мне избавиться от неё, если всё кругом напоминает? Даже блядские декоративные маки, высаженные на клумбах, так и кричат, что хер у меня это получится.
Несмотря на начало лета и непосредственную близость Восточного Босфора, жара стоит запредельная. Столбик термометра на одном из магазинов показывает двадцать восемь градусов в тени. Из-под кепки за шиворот скатываются раскалённые капли пота. Умываю лицо и поливаю голову в одном из городских фонтанов.
– Я бы сейчас в него нырнул. – ноет Гера.
– Могу помочь. – полушутя предлагает Ванёк, толкая того к бортику.
Гребень ловко уворачивается и, зачерпнув ладонью воды, поливает Нимирова.
– Дети малые. – бубню, отходя в сторону.
Паха в стороне с кем-то звиздит по телефону. Падаю спиной на ствол дерева, мечтая хоть о лёгком ветерке. Из-под полуопущенных век наблюдаю, как бесятся парни. Они во многом напоминают мне младших братьев. Такие же бесящие, но родные. Жаль только, что после службы мы, скорее всего, больше не встретимся. Нимиров живёт в Краснодарском крае, Гребенский в Астрахани, а Иридиев вообще из Уссурийска.
В торгово-развлекательном центре на полную мощь пашут кондиционеры. Как только минуем главный вход, в одночасье выдыхаем с очевидным облегчением. Холодный воздух пробирается под влажную ткань военной формы и оседает не особо приятными мурашками на покрытой потом коже. Ёжусь, маршируя к эскалаторам. Несколько девушек, одетых слишком откровенно, становятся на ступеньки перед нами. Ребята, толкая друг друга плечами, стараются заглянуть под короткие юбки.
– Ну увидишь ты её трусы, и что с того? – рычу с ярым раздражением. – Понимаю, когда страдаешь такой хернёй в четырнадцать, а не в двадцать.
– Диксон, а ты с каких пор таким душнилой стал? – рыкает Нимиров, повернув на меня морду. – Не порти всем настрой своим тухлым видом.
