Когда Шраменко усаживается за руль щелкают замки на дверях. Теперь мне из этой машины точно не выбраться. Ловушка захлопнулась. Я шумно втягиваю в легкие воздух и медленно выдыхаю. Шок начинает слабнуть и в уголках глаз собираются слезы. Нет. Только не плакать. Всё будет хорошо.
Вспоминаю наглые прикосновения мертвого владельца клуба. Вспоминаю выстрел и свирепый взгляд Барона. Как бы дико и чудовищно это не прозвучало, но он фактически спас меня. Не намерено, конечно, но спас. В противном случае Кирилл Борисович меня изнасиловал бы. Но можно ли это назвать именно спасением? Может, сейчас со мной сделают нечто похуже?
После удара по лицу у меня теперь немного болят верхняя губа и нос. Эта боль эхом отдается где-то в области лба. Но дышать я могу беспрепятственно, значит, ничего не сломано.
Шраменко молча гонит внедорожник по ночному городу. Через пару минут он закуривает и в салоне становится совсем уж невыносимо. Я медленно сажусь и жмурюсь, потому что боль во лбу на пару секунд становится нестерпимо острой.
— Меня сейчас стошнит, — сдавленно признаюсь.
Недобрый колючий взгляд черных глаз зыркает на меня в зеркало заднего обзора. Шраменка, похоже, одно лишь мое присутствие уже злит, ну или он всегда такой. Не знаю и знать не хочу.
— Если блеванёшь, то будешь собственноручно выдраивать весь салон, поняла меня?
Меня бросает в жар, потому что чувство тошноты лишь усиливается. Измученное сердце продолжает быстро барабанить в груди, натужно качая кровь. Я пытаюсь часто не дышать, но это никак не помогает справиться с тошнотой. Она медленно, но уверенно подкатывает к самому горлу. Только не это!
— Почему молчишь? Не расслышала, блядь?
— Мне очень плохо, — раздраженно отвечаю.
— Твою ж мать, — цедит сквозь зубы Шраменко и резко сворачивает на обочину.
Меня подбрасывает на сиденье и на секунду кажется, что желудок тоже делает кульбит. Слышится щелчок замков. Шраменко выходит из машины, открывает дверцу с моей стороны и больно схватив меня за руку, дёргает на себя. Я едва не падаю на землю.
Поток холодного сентябрьского воздуха врывается в лёгкие. Я часто дышу и ощущаю, что тошнота начинает понемногу отступать.
Шраменко сплёвывает и снова закуривает.
— Марш в машину, — приказывает. — И не нервируй меня, иначе всажу пулю.
Я молча сажусь на свое место. Путь в страшную неизвестность продолжается.
8. Глава 8.
Меня привозят в дом, расположенный в достаточно элитном частном секторе, который находится чуть дальше центра города.
Я чувствую себя просто отвратительно и совершенно обессиленной. Измученный желудок каким-то чудом не выворачивает наружу мой сегодняшний скромный ужин. Голова немного кружится и гудит. Меня всю потряхивает. Я никак не могу избавиться от жутких картин произошедшего. Они одной бесконечной чередой кадров вспыхивают у меня перед глазами.
— Топай давай, — Шраменко больно толкает меня в лопатки.
Рука у него тяжелая, поэтому причинить боль этому мужчине не составляет никакого особенного труда. Я послушно иду в дом, потому что боюсь, что один мой неверный шаг может навлечь еще больше проблем.
На улице очень холодно и сыро, а я в порванных колготках и униформе, что совершенно не предназначена для прогулок в такую отвратительную погоду. В голову тенью проскальзывает мысль, что мне совсем не хочется заболеть.
Заболеть… Это такой пустяк в сравнении с тем, что сейчас происходит в моей жизни.
