Шраменко выглядит очень угрожающе, поэтому я даже не допускаю мысль, что смогу от него далеко убежать. Отчаянно хочется верить, что Барон приедет и не допустит в отношении меня никаких плохих поступков со стороны своего… хм… друга. Сам Барон, конечно, совершенно непохож на доблестного рыцаря в сияющих доспехах, но и последним отморозком его тоже не назовешь.
В доме никого нет. Тишина неприятно давит на уши, вынуждая напрячься каждой клеточкой тела. Меня всё еще невыносимо трясет. Свои холодные пальцы я практически не ощущаю, ровно, как и ноги. Недавно заморозки были. Поэтому нужно тепло одеваться. Осень слишком ранняя. Но какая теперь разница, если я попала в руки к опасным людям?
Шраменко, не разуваясь, проходит вглубь дома, включает свет и через пару секунд возвращается в прихожую. Я стою, обхватив себя руками и всё еще трясусь как осиновый лист. Хочется только одного, чтобы меня побыстрей отпустили и не причинили вреда.
Мужчина останавливается напротив меня, спрятав руки в карманах брюк. Голова чуть склонена набок, недобрый взгляд карих глаз прищурен. Я стараюсь не заострять свое внимание на крайне уродливом шраме. Быть рядом с этим человеком жутко неуютно — кожей ощущается угроза, застывшая в воздухе.
— Смотри на меня, — широкая ладонь, пропахшая табаком, больно хватает меня за щёки и поднимает голову вверх. — Давно в клубе работаешь?
— Нет, — я внутренне вся сжимаюсь и шумно втягиваю воздух. Боль начинает немного сводить щёки.
— Откуда знаешь хозяина клуба?
— Я… Я совсем не знаю его. Он впервые меня пригласил к себе в кабинет.
Мне страшно. Очень. Но я запрещаю этому страху брать вверх над собой.
— Если станет известно, что ты врешь — живой отсюда не выйдешь, — Шраменко отпускает меня и вытаскивает из кармана пачку сигарет. Одну из них он вытягивает зубами и с прищуром вновь смотрит на меня, будто изучая. — Иди, сядь и не нервируй меня, — недобрый взгляд скользит чуть ниже, цепляется за мои обнаженные ноги.
Мне и страшно, и стыдно, и противно. Крепче обняв саму себя за плечи, я разуваюсь и тихонько прохожу вглубь дома. В просторной комнате стоит огромный диван. Я присаживаюсь на его краешек и поджимаю пальцы на ногах. Шраменко снова куда-то уходит.
В доме достаточно тепло, поэтому мои вечно ледяные пальцы начинают понемногу согреваться. Я прислушиваюсь к каждому шороху, боясь снова ощутить на себе взгляд, полный неприязни и открытого отвращения.
Уткнувшись лбом в холодные колени, я зажмуриваюсь и мысленно пытаюсь вытеснить из головы самые жуткие картины сегодняшнего вечера. Удивительно, но мне совсем не хочется плакать. Возможно, что последствия шока стали для меня определенным блоком. Чувство растерянности всё еще ширится во мне и путает мысли, но слез нет.
Я почему-то упорно верю лишь в одно — скорой приедет Барон и прояснит ситуацию. Не знаю, на основании чего я решила сделать такие выводы. Просто Барон кажется уверенным человеком, и он определённо знает, что делает.
Шраменко ходит где-то в недрах дома и, кажется, с кем-то разговаривает по телефону. Прокуренный хриплый голос неприятно бьет по моим изрядно измученным и напряженным нервам. Это всё пустяки. Переживу. Главное, чтобы потом отпустили.
Не знаю, сколько проходит времени. Я слышу, что к дому подъезжает еще одна машина. Уже ночь. Я немного успокаиваюсь, но всё равно ощущаю себя опустошенной и незащищенной.
