Тут волей-неволей будешь по утрам заглядывать под кровать и открывать шкафы, дабы убедиться, что этой чужой женщины больше нет, нечаянно раздражая Тебя собственной паранойей.
Тогда Ты надуваешь губы, из Твоих глаз льются соленые слезы.
Ты не выдерживаешь и подводишь меня к зеркалу, чтобы я смог наконец-то увидеть собственное отражение, так и не открывшее глаза…
Под серым небом странник бродит
С засохшей на щеке слезой
Его судьбой проклятье водит
И не даёт ему покой
Его душа закрыта маской
Под ней завядшие цветы
С последним лепестком ромашки
На нём одно лишь слово: «Ты»
И стены храма разрушая
С ним повстречается любовь
Но, поцарапав маникюром душу
Его голубка улетает вновь…
И вновь луна молитвы слышит
В морщины покрывает руки ночь
А конь его – товарищ верный
Уносит по дороге прочь
Чтобы пройти опять по кругу
Печали, горести, тревоги
Везде искать свою подругу
За гордость наказали боги…
И снова отражение скорби
Предательство толпы
Иуды сук
Поломанные крылья за спиной Икара
И шорох пересохших губ
«Опять не Ты…»
Солёный ветер
Звезда, пропавшая во мгле
Темно
Обломки
Рваный парус
Патрон последний у виска
Закрытые ворота ада
А в рай не пустят никогда…
Ни смерти
Ни бессмертия
Ни жизни
Принявший наказание
Непрощенный
Сын ветра и опавших листьев
Всегда страдать приговорённый
Легенда волчьей стаи
Ворон
Седой ребёнок
Серый капюшон
Стон лепестка последнего ромашки
И палача, и жертвы сон
Уставший, но незнающий покоя
Изгоем обреченный быть
Изгоем…
* * * * * * *
Осколки льда застряли в сердце
По венам бьётся холодок
А пульс – неосторожно мелкий
Теряет в теле жизни ток
Кошмаром сны наружу рвутся
От пота мокрая постель
И еле слышный шепот криком
Вонзает в душу слово
«Верь!»
Но демон, скалясь, обнажает
Свои вампирские клыки
Со злой ухмылкой наблюдает
Как сбился Ангел мой с пути…
В грозу посреди Шаболовки
Гроза застала Веру и ее почти шестилетнего сына Ваню посреди Шаболовки, куда они поехали, чтобы заложить в ломбарде кулон на золотой цепочке. Сильный ливень, обрушившийся на Москву, лишний раз подчеркнул нерадостное настроение.
Выходя из дома, доверившись солнцу за окном, про зонтик Вера даже не вспомнила. Она с утра пыталась решить уравнение с двумя «известными»: надо отдать долг – это принципиально, и у Вани в конце недели день рождения, а, значит, придут гости, и надо накрыть на стол и сделать сыну подарок – это тоже принципиально. Один кулон, пусть и на цепочке, не решал задачу. К тому же, повседневные расходы им с Ваней так же пока никто не отменил. Не до метеопрогнозов как-то…
Не добежав от трамвайной остановки до ломбарда, они нашли убежище под раскидистым тополем, более-менее защитившим их от того, чтобы не промокнуть до нитки. Вера с грустью смотрела на потоки воды, смывающей пыль с вмиг опустевшей улицы. Ваня прижимался к ней, обхватив ее руку.
Неожиданно Ваня отпустил руку мамы и выбежал из-под кроны дерева, направившись к проезжей части.
– Ваня, стой! Ты куда?! – закричала Вера. – Ты же весь промокнешь! Вернись сейчас же!
Но ребенок, не обращая внимания ни на мать, ни на ливень, добежал до тротуара, сел на корточки и принялся что-то изучать на пузырящемся от дождя асфальте.
– Ваня! Я кому говорю – вернись?! Ну, держись, засранец, – выругалась Вера и решительно направилась к мальчику с твердым намерением отшлепать его за то, что он вынудил-таки выйти ее из-под прикрытия, где так хорошо было грустить, глядя на дождь. Но моментально промокшая грусть тут же сменилась на материнскую рассерженность.
