Волки вели их день, вечер, ночь и вот уже второй день начал терять свою силу среди высоких деревьев Последнего Леса, но всадник не останавливался и упрямо продолжал свой путь. Еле держась в седле, он иногда склонялся к вороной гриве своего коня и тогда сон, с которым он боролся на протяжении последних нескольких дней, не на долго побеждал его.
Конь от усталости то замедлял свой ход и шел неверным шагом и тогда, казалось, что он вот-вот рухнет под тяжестью седока, то, встряхнувшись, ускорялся, следуя по еле различимой тропе, пересекающей Последний Лес. Словно одна большая усталость объединила всадника и его коня.
Усталость и упрямство, ведущие из жизни в жизнь, от времени до времени по еле различимым тропам.
Иногда волки спрашивали своего вожака: не пора ли им напасть на всадника, который на всем протяжении пути являлся легкой добычей, но вожак почему-то упрямо не хотел нападать на человека, хотя Закон Последнего Леса позволял им это сделать. Но, не смотря на собственную усталость, усталость и нарастающее недовольство своей стаи, вожак ждал, когда конь сам падет под всадником. Волк чувствовал приближение смерти.
Возможно, она уже вела коня под уздцы к своему Последнему Приюту, от чего тот перестал чувствовать опасность, сопровождавшую их второй день, с тех пор как они ступили на Последнюю Тропу Последнего Леса.
Усталость и упрямство сошлись и вели вместе и охотников, и добычу.
Но когда сосновые верхушки Последнего Леса окрасились в алые цвета наступающего заката, а сами дебри начали, наконец, редеть, возвещая о том, что Последняя Тропа подходит к концу и Последний Лес совсем скоро выпустит из своих сосновых объятий; когда уже теряющие свое терпение волки были готовы использовать свой последний шанс, позволяющий им напасть на кого бы то ни было в пределах Последнего Леса, и тогда смерть смогла бы забрать в свой Последний Приют и коня, и всадника, склонившегося к самой гриве своего верного друга; когда уже воронье начало слетаться к окраине Последнего Леса, чтобы перехватить свои крохи, остающиеся после каждой охоты – конь неожиданно встрепенулся, заржал, встал на дыбы, чуть не вытряхнув из седла седока, и из последних сил, тех самых последних предсмертных сил, когда последние звуки раскрывают свои последние секреты, к которым готовили всю жизнь, конь рванул вперед, стараясь успеть вырваться за пределы Последнего Леса и из цепких рук уже ведущей под уздцы смерти, чтобы, по крайней мере, спасти из ее рук своего друга, с которым они прошли из жизни в жизнь, от времени до времени по еле различимым тропам, каждая из которых могла стать последней.
Уже было видно перемешавшую все теплые вечерние краски опушку, за которой их уже никто не тронет и тогда можно будет передохнуть. Тогда, возможно, и смерть потеряет к ним свой интерес в этой жизни.
Но тут один из молодых волков, не дожидаясь приказа вожака, не ожидавшего от еле стоящего на ногах коня такой прыти, выскочил из укрытия и, рискуя быть убитым мощными копытами, в великолепном прыжке успел прокусить ему заднюю ногу. Конь, споткнувшись на полном ходу и выбросив из седла всадника, кувыркнулся и упал на самой границе Последнего Леса, подняв облако пыли в самом конце Последней Тропы.
Всадник подбежал к своему другу, еще успев увидеть в его глазах последнее «прости», угасающее вместе с уходящей к Последнему Приюту жизнью. Последний хрип смешался с оседающей пылью и звуками хлопающих крыльев рассаживающегося по веткам воронья.
