Оно мне было надо. Вертикальные мемуары - страница 3

вплетаясь в ритм и шарканье дедовых шагов,

звучит так мягко, так приятно и знакомо,

что хочется выглянуть в окно, чтобы увидеть,

как уходят оба они в туманную даль —

трудяга-конь и его старый хозяин.

– Когда б имел златые горы

и реки, полные вина,

всё отдал бы за ласку, взоры,

чтоб ты владела мной одна…

Много ли для счастья надо?

Удивлю я вас, наверно.

В детстве пас коровье стадо —

прут да томик Жюля Верна.

Зачитаешься романом

и шукай потом корову…

День в раздолье первозданном —

ночью спится сном здоровым.

Хлещет ливень ли, жара ли —

а куда деваться в поле?

Комары, бывало, жрали

так – закуришь поневоле.

Убежать нельзя – стыдоба.

Ты теперь – стратег и тактик,

на коровах голос пробуй,

вырабатывай характер.

Совесть свежая, без пятен,

память как ведро пустое.

Ты один, и мир понятен,

ясен, чист, и прост, и строен.

Опыт мал – полно фантазий,

лес живою сказкой дышит.

Небо радуга раскрасит,

очень хочешь – трогай с крыши.

В гонке вечной с веком прытким

так и тянет разреветься —

есть теперь всего в избытке,

да сбежало счастье в детство…

Всё правильно – бывает погода,

то бишь годное для жизни состояние природы,

а бывает погода с приставкой НЕ —

это когда на улицу лучше вообще не выходить.

Степанов, бледный юноша двенадцати лет,

приехавший в деревню погостить на лето,

плёлся в утреннем тумане по сельской улице —

сегодня был черёд его родственников

гнать общественное стадо на выпас,

но дед-фельдшер с бабушкой вели приём,

ставили печальным старушкам прописанные уколы,

поэтому Степанов вышел в поле за главного.

Туман медленно поднимался,

но хорошего в этом было мало,

поскольку наконец-то стало понятно,

что день ожидается нудный, серый и дождливый.

Заспанные хозяйки выпускали кормилиц со двора,

без особого доверия посматривая на юного пастуха,

преувеличенно бодро свиставшего военный марш.

Неосознанно стараясь подражать взрослым,

Степанов уверенно вышагивал по сырому песку

в дедовых «кирзачах» и заношенном дождевике,

зычно покрикивая на особо шкодных подопечных,

вечно старавшихся залезть в чьи-нибудь посевы,

словом, старательно играл ответственную роль

настоящего пастушьего командарма.

Девятнадцать разномастных коров да пятеро овец,

которых Степанов недолюбливал за тупость,

поскольку те вечно шарахались по каким-нибудь кустам,

отставали от колонны и противно орали своё «бэ-э-э» —

вот был весь вверенный ему на сегодня контингент.

За околицей деревни животные проснулись,

сбились в дружный коллектив и двинулись на луг,

своё излюбленное место поглощения разнотравья.

Обозрев вверенную ему маленькую армию

взыскательным генеральским взором,

Степанов тоже расположился на лугу,

на пригорке у подножия одинокой сосны,

расщепленной неизвестно кем на три макушки.

Между тем начал накрапывать дождик, опять стемнело.

Его солдаты, явно чем-то озабоченные,

дружно потянулись к хилому сосновому лесочку,

видневшемуся на самом краю луговой равнины.

Вверху – знаменитый луг на излучине реки Велесы, близ деревни Зеленьково, 1988 г. Внизу – мои дед и бабушка служили с 1941 года в госпиталях Дальневосточного округа. Фото из архива

Природа нынче явно не ждала никого в гости.

Степанов со вздохом поднялся, осознавая,

что сегодня ему предстоит вымокнуть до нитки —

то ли в чистом поле, то ли в жиденьком лесочке.

Прощаясь, он постучал ладонью по телу сосны,

но дерево безжизненно промолчало в ответ,

и ему вдруг стало как-то очень не по себе.

Дождь усиливался, небо чернело и пухло,