Оно мне было надо. Вертикальные мемуары - страница 5

Степанов откинул капюшон и зажмурился,

подставив мокрое лицо свежему летнему ветерку.

Овцы послушно шли за ним по пятам,

стараясь не отставать от боевого командира,

и так радостно орали своё любимое «бэ-э-э»,

что Степанов захохотал – вы ж мои хорошие…

Через полчаса он почти забыл об увиденном,

начиная уже сильно сомневаться,

не причудилось ли ему всё случившееся —

пока не оторопел, увидев ту самую одинокую сосну,

расщепленную сверху донизу

безжалостным и страшным ударом,

нанесённым откуда-то с небесных высот.

Председателя местного сельсовета

Николая Ивановича Сыродеева

в деревне издавна недолюбливали —

ещё в войну прославился он доносами

на возвращавшихся с фронта мужиков,

опасался конкуренции, так сказать,

оттого и возводил напраслину

на кого только ни придётся.

Смертным боем лупили бы его за это мужики,

но сельсоветчик на длинных ногах-ходулях

всегда легко уходил от расправы,

прячась за высоким глухим забором

своего большого серого дома,

стоявшего посреди деревни.

У самого Сыродеева повоевать

слишком долго не получилось,

поговаривали в деревне бабы,

что дал он военврачу на лапу,

чтоб комиссовали поскорее

по причине незначительного ранения,

за что фронтовики его и презирали,

а он, понимая правоту их подозрений,

только скрипел зубами от ненависти,

строча доносы на всех своих врагов.

Так вот, подличая и интригуя,

пережил он и фронтовиков, и Сталина, и Брежнева,

гордо вышагивая каждый день

посреди деревенской улицы

со своей знаменитой слащавой ухмылочкой —

мол, знаю, знаю я всё про вас,

дорогие мои односельчане…

Дед Степанова вёл с сельсоветчиком войну

не на жизнь, а на смерть —

много лет писал Сыродеев доносы на деда,

а дед строчил кляузы на друга Кольку—

вся эта многолетняя тяжба

совсем не мешала им раскланиваться,

совместно выпивать, обниматься —

друзей у Сыродеева и так было мало,

дружба с сельским фельдшером

ещё никогда никому не мешала,

дед же выказывал власти почёт и уважение,

не забывая материть при этом шёпотом почём зря.

Сыродеевы чувствовали себя в деревне

самыми настоящими хозяевами,

их нахрапистая невестка пошла по партийной линии,

туповатый сын метил в директора местной школы,

сама же супруга Мария Ивановна,

высокая статная женщина с ясным чистым лицом,

заведовала испокон веку сельским магазином —

вся деревня кланялась ей в пояс,

чтобы не обделила Маруська не дай Бог

хлебом, постным маслом и «пясочком»,

как любовно называли тогда сахар-песок.

Колоть оплывший сахар-рафинад

колхозникам нравилось не особенно,

но в магазине у Маруси всегда стояла про запас

огромная жёлтая сахарная «голова».

Рассказывали, что в далёкой молодости

Маруся росла в очень бедной семье,

вышла замуж за Сыродеева вовсе не по любви,

случилась тогда какая-то тёмная история,

сельсоветчик всю жизнь попрекал жену,

прилюдно унижал и ни во что ни ставил,

на гулянки и празднества приходил один.

Степанов хорошо помнил тётю Марусю,

смотревшую на него с жалостью и лаской —

пока бабка его обсуждала свежие новости,

внук шастал по дальним полкам магазина,

дивясь странному сельповскому ассортименту —

корыта, вёдра, веники из сорго, валенки,

лампы-керосинки, утюги с откидной крышкой,

Вверху в центре – председатель сельсовета с деревенскими мужиками в 50-е годы. Внизу – тот самый магазин тёти Маруси в д. Зеленьково Жарковского р-на, 2012 г. Фото из архива

под которую насыпали для жару уголья…

В последний раз Степанов видел тётю Марусю

в самом конце восьмидесятых,