Эти слова заставили меня тяжело вздохнуть: «туда» все еще было для меня пустым звуком. Поняв, что творится у меня на душе, Дива сказала:
– Ничего. Спецы говорят, ты идешь на поправку в бешеном темпе. Так что скоро ты будешь совершенно здоров.
– Не буду, – ответил я, – и ты это прекрасно знаешь.
– Откуда ты знаешь? – удивилась она.
– Все оттуда.
Дива внимательно посмотрела мне в глаза, а потом, потупившись, сообщила:
– Ты навсегда останешься нестабильным.
– Это означает, что у меня в любой момент может начаться рецидив, – договорил за нее я.
Теперь она тяжело вздохнула.
– Я сам на это нарвался, – как-то виновато сказал я.
– Грация была права: я действительно всячески пыталась тебя в это втянуть, – призналась Дива.
– Только не говори, что ты об этом жалеешь.
– А если я на самом деле жалею?
– Зря. Не знаю зачем, но мне надо было через это пройти. И ты помогла мне со всем этим справиться. Ты и Грация.
От упоминания о Грации ее передернуло.
– Ладно, мне пора. Не грусти. И жди в гости, – сказала Дива, вставая со стула.
– С нетерпением, – ответил я.
На прощание она поцеловала меня в губы, и я вновь ощутил себя врагом-другом из того рассказа Шекли. Вот почему так всегда: либо ни одной нормальной бабы, либо сразу несколько, словно они, как рыбы, плавают по твоей судьбе косяками.
Оставшись один, я занялся любовью с остатком вкуса дивиной помады на губах и ароматом ее духов. Один, а потом еще один раз. После этого мне стало совсем грустно, и я лег на кровать. Я лежал, смотрел в потолок и предавался самому паскудному из возможных занятий: бесстыдно жалел себя. Упиваясь жалостью к себе, я заснул или, лучше сказать, провалился в одну из внутренних реальностей.
Я шел вдоль высоченной желтой стены. Над головой вовсю жарило солнце. Воздух был неподвижен. Все видимое пространство до горизонта занимала ровная гладь, поросшая сожженной солнцем травой. Было жарко, но жара меня не донимала, как не донимала и усталость от бесконечно долгой ходьбы вдоль стены. Я шел, как вечный жид, год за годом, километр за километром, без сна, без отдыха, без воды и пищи, без вопросов, без понимания, куда и зачем иду. Я просто шел под неподвижно висящим над головой солнцем вдоль бесконечно длинной желтой стены по бесконечной поросшей сухой травой глади. И когда я уже решил, что так будет всегда, в стене появилось огромное, размером с приличную витрину окно. За ним меня ждала тварь, из-за которой я чуть не умер. Она была абсолютно черной, словно сотканной из самой тьмы, и ее напоминающие человеческие контуры были размыты. Увидев меня, тварь злобно оскалила свою тьму-пасть и бросилась на меня, намереваясь покончить со мной раз и навсегда, но разделяющее нас пространство оказалось для нее непреодолимой преградой.
Когда тварь бросилась на меня, во мне что-то оборвалось, и я вспомнил.
– Мы еще встретимся, – прошипела тварь, и я проснулся.
Я действительно вспомнил, и то, что я вспомнил, заставило меня позвать дежурную медсестру.
– У меня есть информация для Дивы, – сообщил ей я. – Это срочно. Очень срочно.
Не знаю, проинструктировали ее так, или она все прочла по моей физиономии, но она пулей вылетела из палаты и буквально через минуту вернулась с телефоном.
– Привет, – сказал я Диве, – жить хочешь? Если да, то отправь прямо сейчас группу захвата по адресу (я назвал адрес явочного дома), и пусть они на всякий случай вырубают всех, прежде чем те попытаются заговорить, а сама срочно ищи Грацию, и дуйте вдвоем ко мне.
